Нерозначники(СИ)

-- Эх, молодо-зелено... Ночью оно ещё и лучше бывает.

И тут на обережниковском экране, что во всю стену, видение объявилось.

Таля и впрямь спала, а вот живика её шитьём занималась... На поглядку раздвоение какое-то: одна Таля в постели, спит себе безмятежно, улыбается во сне, будто что хорошее видит, а другая -- за столом копошиться, на котором машинка швейная и разные портняжные штуковины.

Шивера тожественно приосанилась, готовая очередную гадость сказать, но тут радужницу на шее живики увидела -- и враз поперхнулась. Так по глазам и ударило! Да и Мираш с Ма-Маром опешили и рты пораскрывали, и Юлька глаза вытаращила -- шея у неё будто ещё длиннее стала. От радужницы и впрямь в комнатке светло, как днём, оттого и от экрана свечение странное.

Шивера первая опомнилась и скривилась:

-- Ну что я говорила! Спятила девка! Опять костюм шьёт!

-- Что это у неё такое на шее? -- тихо спросил Мираш.

-- А я почём знаю! Тоже мне невидаль! Навздевает на себя побрякушек и думает, что все вокруг ахнут. А кто видит-то? Это вот мы случайно наткнулись.

-- А мне нравится, красиво, -- залюбовалась Юля. -- Мне бы тоже пошло.

-- Тоже мне красота! -- проворчала Шивера. -- Дешёвое выпячивание!

-- Вовсе нет, -- обиделась Юля. -- Разве вы не видите, какая Талька трудолюбивая! Даже во снях вся в трудах. Вся в Елима!

-- Какое же это трудолюбие? Говорю же, больная она!

-- Сами вы больная, и не лечитесь...

Шивера еле сдержалась.

-- Слышь, лесовин, ты свою помощницу уйми как-нибудь, а то у меня нервы-то не железные. Терпение и лопнуть может...

Посмотрел Мираш на Юлю умоляюще, и та вроде как виновато притихнулась.

Стали все внимательно кино глядеть. Ма-Мар и Мираш на диван уселись, Шивера в кресло бухнулась, а Юля всё возле экрана ёрзает, на месте удержаться не может. Сидят верши, всё равно как жюри, на живику Тали оценивающе смотрят, мерки разные прикладывают. Мираш с Ма-Маром разговорились, друг дружку перебивают, впечатлениями, значит, делятся. Шивера изредка слово обронит, а так всё молчком, молчком, своё на уме перебирает.

С кресла спрыгнул кот и к живике Талиной почапал. Спросонков о ножку потёрся, замурлыкал тихохонько.

-- Ну что, разбойник? -- Таля легонько погладила котейку. -- Опять мешать пришёл? Ну, иди, Василий, иди, хозяйка-то вон спит...

Вася мявкнул обиженно, словно жалуясь, и будто в толк не возьмёт: то ли сон худой привиделся, то ли бока отлежал -- с какой это радости его с места понесло? Так ничего и не придумав, поплёлся лакушку свою смотреть.

А живика и не торопится вовсе. Пуговки на пиджак пришивает и песенку тихонько напевает. Тут вроде как и готово всё. Костюм в руках повертела, потом встала и с отдаления глянула. Свет чтобы с разных сторон падал, так посмотрела. Задумчиво по комнатке прошлась и давай те пуговки, что пришивала, отпарывать.

Ма-Мар и Мираш засмеялись лишь, а Шиверу ещё лише перекосило.

В одном не соврала гадалка: руки у Тали и впрямь золотые. Не по годам мастерица. Сама-то она портнихой в ателье работает, и самые сложные и дорогие заказы ей поручают. Иннеса, начальница ателье, хоть и скупа на похвалу, а Талю очень ценит. Таля иной раз и всю ночь глаз не сомкнёт, а в сроки заказ исполнит. Что и говорить, не ленивая вовсе, завтрием не хвалится. А уж как пошито -- любо-дорого смотреть. Все только и удивляются, как у неё гладко и ладно выходит. Шовчики ровнёхонькие, обмётка на загляденье и в покрое нигде ошибки нет.

Да и что тут удивительного, если Таля с душой и с любовью к работе относится. И с песенкой доброй всегда. Стёжки, бывало, меленькие, аккуратные кладёт, а у неё вдруг один ни с того ни с сего в сторону глянул. И так, чуток совсем, не сразу и приметишь, а Таля прикрикнет на него шутейно: "Вот шалунишка, куда пошёл?!" -- ниточку обратно вернёт и шовчик ровнёхонько положит, как надо, изладит. А другая мастерица -- опытная, в годах уже, и волос седой пробивается, -- у неё как скособочит-скособочит!.. Она же и глазом не моргнёт, дальше строчит. Про себя лишь думает: авось не заметят.

Вот и сейчас: может, по всякому разумению, костюм на славу получился, а живике не по сердцу пришлось. Достала она большую коробку и принялась новые пуговки приглядывать. Подобрала на свой глазок и снова за шитьё взялась.

Последнюю пуговку пришила, и долго задумчиво на костюм смотрела. Трогательно улыбалась (и Таля во сне ещё сильнее заулыбалась) и гладила ладошкой шершавую ткань и шёлковую подкладку. "Вот... -- приговаривала она, -- вот... Дожидайся теперь хозяина".

Шивера прослезилась...

-- Выключай, Мар, не могу больше смотреть...

Видение исчезло.

Мираш с Юлей переглянулись растерянно.

-- Простите меня, -- Шивера отворотилась, вытирая платком сухое лицо. -- Даже не знаю, что и делать... Болезнь-то всё прогрессирует и прогрессирует...

-- Никакая это не болезнь, это любовь, -- уверенно сказала Юля и повернулась к большаку: -- Правда, Мирашек? И вопче, влюблённым всегда помогать надо.

А у верши все мысли перепутались, не знает, что и сказать.