Нерусская Русь

Замуж за герцога Голштинии Карла Фридриха Анну Петровну сговорил еще отец, Петр I. Брак состоялся сразу после смерти Петра, 25 мая 1725 года. Некоторое время Карл Фридрих даже состоял членом Верховного совета, но Меншиков быстро выдавил его и Анну из России: он не хотел ни появления еще одного наследника престола, ни присутствия в Петербурге слишком уж независимых людей.

Герцогство Шлезвиг-Гольштейн лежит на границе Дании и собственно Германии, занимая юг Ютландского полуострова. Возникло оно в 1386 году, когда графы Гольштейна завоевали соседнее княжество Шлезвиг и присоединили его к своим владениям. В 1460 году княжество стало вассалом Дании, а в 1544 году в этом государстве сменилась династия: к власти пришли герцоги Готторпские (Gottorp), родственники разветвленной династии Ольденбургов, правившей в Дании и соединенной с ними Кальмарской унией Норвегии и Швеции. В правлении Ольденбургов были свои перерывы, свои проблемы, но права на скандинавские престолы они имели, и шанс занять эти престолы у них были совершенно реальные.

Герцог Голштинский и был выбран в мужья Анны потому, что мог претендовать на шведский престол. Петр I рассчитывал удачным династическим браком посадить на трон Карла XII своих родственников, а может быть, и своих внуков. Если не шведский престол – то голштинский.

10 февраля 1728 года на свет появился младенец мужескаго пола, окрещенный придворным лютеранским священником Карлом Петером Ульрихом. Наследник престола Российской империи, внук Петра I по материнской линии, он долго воспитывался именно для того, чтобы стать монархом в германской лютеранской стране. Первые слова в своей жизни Карл Петер Ульрих сказал по-немецки; все остальные языки, включая русский, были для него иностранными. Крещенный в лютеранстве, он никогда не усомнился в догматах этой конфессии. Германоязычный лютеранский мир стал его миром просто по праву рождения, а Россия – далекой варварской державой.

Воспитывали его грубые и тупые вояки, вечно нетрезвые, малокультурные. Сановитая титулованная чернь. Все в России знают, что крещенный Петром Федоровичем Петр Ульрих – маниакальный поклонник Фридриха Прусского. Настолько фанатичный поклонник, что даже наделанные его кумиром глупости, даже полный разгром его «непобедимой» армии в нескольких сражениях не в силах изменить его отношения… или хотя бы ослабить его манию. Даже для частного лица такая позиция – не признак обширного ума, а для наследника российского престола в условиях войны с Фридрихом – поведение, граничащее с изменой.

Ведь в начале Семилетней войны, в 1745–1756 годах, русская армия почти покончила с Фридрихом! И тут при выходе из церкви падает без сознания Елизавета Петровна. Поднять ее?! Но как будто нельзя трогать людей, когда у них «удар»… Померла?! Вроде бы дышит… Императрицу накрывают полотном, но не поднимают с земли, ждут – оклемается или нет? Через два часа императрица встает, и, хотя долго болеет, опасности для ее жизни нет.

…А в действующую армию уже скачет гонец и везет отнюдь не официальную версию двора Елизаветы. Потому что в стране, плюс ко всем прочим радостям, еще и созрел заговор: в случае смерти императрицы престола Петру Федоровичу не отдавать, провозгласить императором малолетнего Павла Петровича, сына Петра и его немецкой жены Екатерины, она же София Августа Ангальт-Цербстская.

Павел родился в 1754 году… Екатерина – регентша при императоре-ребенке, канцлер Бестужев – фактически диктатор. Законностью и не пахнет, идет откровенная борьба придворных партий.

В этот заговор, по некоторым данным, вовлечен и главнокомандующий армией, действующей в Восточной Пруссии, Степан Федорович Апраксин.

Получив известия о «смерти» Елизаветы, С.Ф. Апраксин никак не использовал победу при Грос-Егерсдорфе. Он не закончил оккупации Восточной Пруссии и не занял Кенигсберга (чего ожидали все, включая прусское правительство и жителей самого Кенигсберга).

Чуть узнав о болезни императрицы, Степан Федорович немедленно велел отступать; отступление русской армии больше всего напоминало паническое бегство, окончившееся только на правом берегу реки Неман, в Литве.

Вся эта неразбериха начинается только потому, что идет борьба придворных партий, в разной степени компрадорских. Будь в России нормальное национально ориентированное правительство, все шло бы совершенно иначе.

Судьба арестованного Апраксина печальна: его даже не довозят до Петербурга; под Нарвой, в урочище с очень «подходящим» названием Четыре руки, его с пристрастием допрашивают люди из Тайной канцелярии. Сам Апраксин доказывал, что ни в чем не виноват, а на одном из допросов Степан Федорович падает, как тогда говорили, с «ударом», то есть попросту, по-современному – с инсультом. Он умирает, не приходя в сознание.