Во-вторых, что в этих гвардейцах Елизаветы такого «чисто русского»? Русские дворяне сами откровенно говорят, что они не «народ». Они одеваются, говорят и ведут себя так, что русское простонародье не в силах отличить их от Миниха и Манштейна… А Миних и Манштейн все меньше отличаются от Воротынских, Полонских и Загряжских.
В некоторых кругах довольно модное занятие: подсчитывать, какая именно капля русской крови текла в жилах русской императорской фамилии. Возможно два варианта: если Павел Петрович был генетическим сыном Петра III, наполовину немца, то Николай II – русский на одну шестьдесят четвертую часть. Если генетический отец Павла – Салтыков, то Николай II – русский на одну тридцать вторую.
Династию, сидящую на престоле Российской империи со времен Павла I, по всем сложившимся веками династическим законам следует именовать Гольштейн-Готторп-Романовской. Так ее и называли в Готском альманахе, выходившем в немецком городе Гота генеалогическом сборнике, включавшем все родословные росписи правящих домов и наиболее значительных родов титулованного дворянства Европы.
Выходил Готский альманах с 1763 года и до конца Второй мировой войны. Сидевшие на престоле Романовы очень возмущались этой записью и настаивали на «правильном» названии их династии: они никакие не Гольштейн-Готторпские! Они Романовы!
Но протесты протестами, а именовали династию именно так.
И в жилах очень многих русских дворян, потом и интеллигентов текло немало европейской крови. Поминая «негритянство» Пушкина, часто забывают – он еще на четвертую часть немец. Можно долго поминать и других известнейших людей, почти неизменно находя в них немало польской, французской, датской, а особенно немецкой крови.
Но не в крови, конечно, дело… в духе. Дело не в том, что правили иноземцы по крови! Политическая и культурная элита Российской империи осознавала себя как иностранцы в собственной стране. Как немцы в Прибалтике. Или как татары на Руси.
Иностранцы в собственной стране
В идеологии послепетровской эпохи Россия была государством, оторванным от Европы коварными монголами; официально ставилась задача «вернуться в Европу».
В этой идеологии дворянство оказывалось «европеизированным» слоем. Так сказать, теми, кто уже в Европу вернулся. В действительности, конечно, европеизация дворян довольно условна, да и шла она постепенно, весь XVIII век. «Подлинная эмансипация дворянства, развитие его дворянского (в европейском смысле этого слова) корпоративного сознания происходили по мере его «раскрепощения» в 1730–1760 годы XVIII века…»[86]
Но идеологически дворяне весь XVIII и XIX века осознавали самих себя европейцами, судьба которых – руководить диким народом и нести свет в дикий народ, чахнущий вдали от источников европейского просвещения.
И вообще – что такое «народ»? В буквальном значении «народ» – это все, кто «народился». Русский народ – это все, кто народились от русских матерей и отцов, как от бояр и дворян, так и от корабелов, строящих каспийские бусы, как от купцов гостиной сотни, так и от церковных побирушек. Народ – это целостность, совокупность, по своему значению близкая к французскому «нацьон» или английскому «нэйшен» – нация, или немецкому «фольк».
Теперь же получается так, что часть русских вовсе не составляет народа. Они – дворянство, шляхетство, и юридически, своими правами, и своим образом жизни крайне резко отделенное от остального народа… они сказали бы просто – отделены от народа, опустив не нужное им слово «остального». В Российской империи есть дворянство, а есть народ, и совершенно неизвестно, является ли дворянство частью народа.
Очень характерен в этом смысле шумный успех книжки, переведенной в 1717 году с немецкого: «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению». То есть многие из советов, даваемых в книжке, заслуживают только похвалы: совет не есть руками, «не чавкать за столом, аки свинья», «не совать в рот второго куска, не прожевавши первого», не чесать голову, не тыкать пальцами в физиономию собеседника и так далее.
Другие советы – быть приятными собеседниками, смело действовать при дворе, чтобы «не с пустыми руками ото двора отъезжать», учиться ездить верхом и владеть оружием, тоже были полезны тем, кого готовили из дворянских недорослей.
Но здесь же и советы как можно меньше общаться со слугами, обращаться с ними как можно более уничижительно, всячески «смирять и унижать»; был и совет «младым отрокам» не говорить между собой по-русски, чтобы во-первых, не понимали слуги, а во-вторых, чтобы их можно было сразу отличить от всяких «незнающих болванов».
«Ничтожная немецкая книжонка недаром стала воспитательницей общественного чувства русского дворянства»[87]
. Ведь советы «ничтожной немецкой книжонки» позволяли резко отделить самих себя от других классов общества, – от десятков миллионов всяких «незнающих болванов».