Нервные государства

Гоббс предоставил наиболее лаконичный вариант как раз такой психологии, а именно, что люди больше всего хотят жить – и жить в безопасности. Но он добавил небольшое предостережение между строк, намекая на то, что потом станет предметом экономической науки:

«Под обеспечением безопасности подразумевается не одно лишь обеспечение безопасности голого существования, но также обеспечение за всяким человеком всех благ жизни, приобретенных законным трудом, безопасным и безвредным для государства»[61].

Под «всеми благами жизни» подразумевалось, что в жизни мало безопасности, нужен достаток. Формировалось экономическое представление об индивиде, как упорно трудящемся, ищущем удовольствий субъекте, стремящемся максимально эффективно потреблять и копить. Эта идея о том, что значит быть человеком, не нереалистична, а скорее неполна. Однако изолированный принцип гедонизма (по которому мы все ищем удовольствий и избегаем боли) дал экспертам основу для математического метода предсказания и моделирования человеческого поведения.

Рассмотрение смертности в математической перспективе позволяет пролить свет на законы демографии. Но оно почти не принимает во внимание индивида, который потерял любимого человека или сам встречает смерть. Каждая смерть становится лишь единицей данных в некой большей математической модели, фактом в общей системе численности населения. Таблицы смертности полезны тем правителям, что ищут, как лучше править городом или разобраться с такой проблемой, как чума, и могут принести пользу обществу, если позволят улучшить законы. Однако они ничего не дают в поиске цели и смысла жизни. По мере того как государства выглядят со стороны все более искусственными, появляется чувство, будто они не заботятся о людях как таковых. Главная экзистенциальная проблема заключается в том, что жизненные перспективы элит отличаются от них у простого народа.

Мы ежедневно сталкиваемся с тем, что общественная жизнь преисполнена моральных и культурных нюансов, неподвластных арифметике. Кто кому чем обязан? Что говорит одежда человека о нем самом и его культуре? Как личные принципы и убеждения влияют на наши политические стремления? По большей части статистика и экономика не принимают это во внимание. Только исходя из предположения, что каждый по своей воле согласится работать за деньги, мы можем применять статистическое понятие «безработицы». Лишь предположение о том, что всякий индивид желает платить при покупке как можно меньше, позволяет считать рыночные цены достоверным показателем ценности товаров. Все, что нарушает это упрощенную модель человеческой психологии, создает проблемы и в статистике, и в экономике. Представление об обществе как о машине, подчиняющейся собственным внутренним геометрическим законам, требует, чтобы ее отдельные части работали автоматически и предсказуемо.

Мера прогресса

Подобное упрощение человеческого существования по определению грубо. Нет никакой гарантии, что представлять общество в виде статистических показателей – ВВП, продолжительность жизни, уровень грамотности и т. д. – предпочтительнее, чем делать это в более романтизированной манере, возможно, подключая внимание к истории и культурной идентичности нации и вызывая много больший эмоциональный резонанс. Одно самое важное оправдание подобного подхода в том, что благодаря его «меньшей научности» правительство станет «более научным», принимая законы, делающие жизнь лучше для всех нас. Первые статистики XVII века изучали закономерности уровня смертности или урожайности, желая не только впечатлить коллег, но и потому, что верили в силу этих цифр для изменения будущего к лучшему. Сама по себе идея статистического измерения и анализа связана с мечтой о коллективном прогрессе.

Когда Граунт разрабатывал свои таблицы смертности, коллективной сущностью был город Лондон, в основном потому, что именно там церковные приходы отряжали поисковиков, которые оформляли первоначально билли о смертности. Но по мере того как на протяжении XVIII века статистика становилась настоящей общественной наукой, под носителем общественного прогресса все чаще понимали нацию в целом. Национальная статистика позволяла узнать, богатела страна или беднела, имел место рост населения или спад, поднималась торговля или падала. Вместе с появлением в XVIII веке газет национального масштаба статистика сыграла важнейшую роль в рождении идеи национального гражданства, которое охватывало все население, а не только крупных собственников и дворян.