Нервные государства

Тот факт, что Гонсалес считал приоритетом скорость получения информации, а не ее качество, многое говорит о том, что происходит с экспертизой в условиях войны. Нельзя точно сказать, действительно ли пытки мотивированы потребностью в истине, а полезность получаемой «истины» редко можно сразу определить однозначно. Однако по меньшей мере с точки зрения того уровня, где этому было дано одобрение, предположение таково, что жертва обладает некой информацией, и только интенсивные физические и/или психологические страдания способны убедить ее рассказать все быстро. На роль консультантов для разработки методов пыток ЦРУ пригласило ученых-психологов, тем самым показав еще один страшный пример того, как научная экспертиза может быть использована для противостояния признанным угрозам безопасности. В контексте войны технологический потенциал в области определения лжи и чтения мыслей всегда был особенно соблазнителен.

Второй путь, по которому война преобразует роль знаний в обществе, является обратной стороной первого. Так же, как новые технологии обнаружения необходимы для раскрытия сведений противника, конспирация и шифрование нужны, чтобы скрыть собственные военные тайны. При первом приближении это подразумевает засекречивание военных планов и приготовлений, но по мере того, как интеллектуальные ресурсы для войны становятся более распределенными, нужды секретности все глубже входят в сферу науки и экспертизы. Сравнительные преимущества в развитии науки и техники следует защищать, даже если для этого потребуется скрывать их от остального научного сообщества.

Вопросы национальной безопасности могут приводить к установлению индивидуального контроля над учеными, как произошло в конце Второй мировой войны, когда и Америка, и СССР стремились захватить немецких экспертов-ракетчиков, участвовавших в создании баллистических ракет ФАУ-2. В эпоху маккартизма конца 1940-х и 1950-х годов ФБР следило за деятельностью американских ученых как никогда раньше. Для СССР ученые представляли специфическую проблему: с одной стороны, они играли важнейшую роль в Холодной войне и космической гонке, но с другой – по определению были сообществом, наиболее склонным призывать к большей открытости, особенно в 1960-е. В 1968–1969 годах советское правительство организовало чистку научного сообщества, при этом работы лишились сотни научных сотрудников.

Американское правительство начало расширять законодательство о секретности еще со времен Первой мировой войны, сначала засекретив области особого военного значения и запретив некоторые формы публичных высказываний, а впоследствии, в ходе Второй мировой войны и после нее, наложив гриф секретности и на академические исследования[141]. Удивительным обстоятельством процесса разработки атомной бомбы был тот факт, что этот процесс удалось полностью скрыть от общественности, и это несмотря на участие в нем 125 000 человек на протяжении двух с половиной лет с лишним и стоимость более 2 млрд долларов[142]. «Война против террора» позволила секретности еще больше проникнуть в гражданскую общественную жизнь, что проявилось в 2001 году принятием Патриотического акта, разрешившего правительству распространять секретность на «уязвимости и возможности систем, установок, инфраструктуры, проектов, планов или защитных служб, имеющих отношение к национальной безопасности».

Налицо ощутимый конфликт между идеалом научного прогресса XVII века и параноидальными научными потребностями государства в войне (или квазивойне). Целью первого было обеспечить основу для общественного консенсуса в форме фактов, статистики и правил, и как следствие основу для мира. Соглашение об истине неосуществимо, если факты не являются достоянием публики, даже если структуры, ответственные за их производство и обнародование (вроде Лондонского королевского общества, статистических ведомств или газет), остаются закрытыми. Публичность статистики, экономики, экспериментальных наблюдений и философских суждений играет ключевую роль в их авторитете, коль скоро именно их открытость для критики и дальнейшей проверки позволяет им сохранять свою значимость.

Факты такого рода являются «известными известными», извлеченными из большего «известного неизвестного», которое мы зовем «природой» или «обществом». В свою очередь секреты («неизвестные известные») хоть и могут быть необходимы для обеспечения безопасности или военного преимущества, они никогда не дают надежной основы для мира. Влияние и популярность теорий заговора в американской общественной жизни отчасти является признаком того, какой властью обладают военные и разведывательные ведомства над государством и, в более широком смысле, гражданским обществом США.