Нервный срыв

Бросаю трубку. «Это не значит, что он здесь, – убеждаю я себя, пытаясь хотя бы частично вернуть обретенное было спокойствие. – То, что он заговорил, не значит, что он следит за мной». Делаю несколько вдохов. Он ведь не ожидал, что я отвечу, – а это доказывает, что он вовсе не следит за каждым моим шагом. И все же мне очень трудно бороться с паникой. Вдруг он теперь придет за мной, раз я вернулась из небытия?

Иду на кухню и невольно проверяю сначала окно, потом заднюю дверь. Дергаю ручку: она не поддается, и это обнадеживает. Никто не войдет сюда против моей воли.

Направляюсь к кофемашине, но потом вспоминаю о своем вчерашнем сражении с ней и вместо кофе наливаю себе стакан молока. Почему сегодня маньяк вдруг заговорил? Он же никогда этого не делал. Может, решил таким образом вывести меня из равновесия, потому что впервые за все время не ощутил моего страха? Я чувствую удовлетворение от своей маленькой победы: мне удалось что-то заметно изменить. Конечно, я не раскрыла его полностью, но хотя бы заставила немного себя выдать. Пусть это и был всего лишь шепот.

Не хочу ехать в Хестон слишком рано. Затеваю небольшую уборку, пытаясь отвлечься от мысли, что я дома одна, но это дается нелегко. Завариваю мятный чай – может, он подействует умиротворяюще – и сажусь на кухне с чашкой. Время тянется очень медленно, но я усилием воли заставляю себя дождаться одиннадцати и тогда наконец ухожу, поставив дом на сигнализацию. Проезжая через Браубери, я вспоминаю тот день, когда была здесь в последний раз и встретила Джона; должно быть, с тех пор прошло около пяти недель. Потом вспоминаю, как перепугалась тем утром, решив, что убийца у меня в саду, и начинаю злиться: почему кто-то смог вселить в меня такой страх? И куда делись эти пять недель? Куда вообще делось все лето?

В Хестоне я оставляю машину все на той же улице и направляюсь в парк. Не видно ни мужа Джейн, ни детей, – но я и не ждала, что все сложится легко. Не хочу сейчас гадать, что будет, если они сегодня не придут или он откажется меня слушать. Сажусь на свободную скамейку и просто сижу, наслаждаясь ласковым теплом сентябрьского солнца. Около половины первого решаю сходить в паб, а по дороге заворачиваю в магазинчик за газетой. Взяв кофе у барной стойки, я выхожу с ним во дворик, где, к моему удивлению, уже довольно много обедающих. Мне становится неуютно: я тут как белая ворона – потому что одна и потому что все остальные как будто друг друга знают, или, по крайней мере, часто сюда ходят. Отыскав в стороне маленький столик под деревом, я сажусь и открываю газету. На первой полосе ничего интересного. Переворачиваю страницу – и в глаза бросается заголовок: «ПОЧЕМУ НИКТО НЕ АРЕСТОВАН?» Даже не прочитав статью, я понимаю, что это про Джейн.

Рядом со статьей фотография молодой женщины, подруги Джейн. Она, как и я, расстроена тем, что расследование не продвигается. «Кто-то же должен что-то знать об убийце», – эти ее слова вынесены отдельно, и автор заметки перепевает их на все лады. «Два месяца назад молодая женщина была жестоко убита. Кто-то где-то должен что-то знать», – читаю я в конце статьи и закрываю газету.

У меня скручивает желудок. Насколько я знаю, полиция больше не публиковала обращений к свидетелю, видевшему Джейн живой в машине в ту ночь, с просьбой связаться с ними снова. Однако после этой статьи все может измениться. Не могу больше сидеть – слишком я разволновалась. Теперь мне еще меньше хочется уехать отсюда ни с чем, и я выхожу из паба и иду по улице в надежде встретить мужа Джейн. Я не представляю, где он живет; не знаю даже, в старой части поселка или в новом районе на окраине. И вот, проходя вдоль ряда каменных домов, замечаю в одном дворе два совершенно одинаковых трехколесных велосипеда. Не раздумывая ни минуты, я подхожу и стучу в дверь. Вижу, как он выглядывает в окно посмотреть, кто пришел, но потом дверь так долго не открывается, что я уже начинаю терять надежду.

– Дама с салфеткой, – произносит он нейтральным тоном, глядя на меня с порога.

– Она самая, – отвечаю я; хорошо, что он меня помнит. – Простите за беспокойство. Можно с вами поговорить? Это ненадолго, на пару минут.

– Если вы журналист, то нельзя.

Я поспешно мотаю головой:

– Нет-нет, не журналист.

– Если вы медиум или вроде того, то мне это тоже неинтересно.

– Нет, ничего подобного, – отрицаю я, чуть улыбнувшись: вот бы я и правда лишь для этого приехала.

– Дайте угадаю: вы с Джейн когда-то общались, и сейчас пришли рассказать, как вам ее не хватает?

– Не совсем. – Я снова мотаю головой.

– И о чем же вы тогда хотите поговорить?

– Я Кэсс.

– Кэсс?

– Да. Я писала вам несколько недель назад. Мы с Джейн обедали вместе незадолго до ее… – Я замолкаю, не зная, как еще объяснить.

– Ах, ну да! – Он слегка морщится. – Извините за холодный прием. Но почему вы не представились тогда в парке?