Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Москва цвела садами, а девки пёстрыми летниками и сарафанами. Было такое ощущение, что весна выгнала их всех на улицу, и казалось, они везде, куда ни пойдёшь.

Андрей Алмазов, обойдя лавки, через Тверскую решил пройтись по городу к малой пристани на Москве-реке. С Нижнего один купец должен был привезти простенького ситцу и вотолу. Ермилов, шлявшийся с ним с утра от безделья, не отставал. Не спеша они вышли к Волхонке, когда Андрей увидел чем-то знакомую, радостно улыбающуюся девицу, идущую ему навстречу.

«Чё лыбитси, думал Андрей и пристальней посмотрел на девицу. — О Господи, это же Ларина».

Андрей бросился обнимать двоюродную сестру, а Ермилов непонимающе уставился на обоих.

   — Сестрёнка, родненькая, да какими судьбами?

   — Но ведь ты же звал мени в гости, обещал жениха красавца.

   — Все твои будуть.

Андрей наконец отвлёкся и повернулся в сторону Трофима:

   — Познакомьси, дочь брата моей матери, Ларина. — Затем, развернувшись к сестре и похлопав друга по плечу, добавил: — А энто Трофим Ермилов, гордость рейтарского полку.

Долго не думая, Андрей упросил друга проводить сестру до дома, а сам поспешил на пристань. Перепоручив приказчику принять товар, Андрей направился домой, где выяснилось, что Ларина и Трофим ещё не приходили. Они явились лишь под самый вечер. Оказалось, Ермилов возил её по Москве, показывая церкви, соборы и храмы. Ларина вся светилась.

   — Такого благолепия и благодати я не зрила никогда, — заявила она.

В покоях полумрак. Свет плохо проходит в низкие окна. Лишь лампада в углу да свеча на столе дают расплывчатый свет. В противоположном углу от лампады сидят царь и Артамон Сергеевич Матвеев, а напротив них стоит стольник воевода Мещеринов Иван Алексеевич. Разговор идёт тихий, почти задушевный.

   — Мы тебе за чема посылали? — медленно говорит царь, от чего становится ещё страшнее. — Штобы ты Соловецку обитель повоевал, а ты до сих пор даже стрельцов к острову не направил.

   — Так нетути их, — оправдывается Мещеринов. — Из обещанных полутора тысяч явились двести архангельских, сто холмогорских, да сто сумских, да пятнадцать у мене с Москвы было. С этими обители не взяти.

   — Я отписал местным воеводам, — так же тихо завёл речь Матвеев. — Стрельцы к тебе отправлены, а ты с теми, што уже прибыли, по возвращении отплывай на Соловки, не тяни времени.

   — А денег на корм? Полторы тыщи стрельцов кормить надоть, — заискивающе смотря в глаза Матвееву, как бы успокаиваясь, произнёс Мещеринов.

   — Усе получишь, ещё сегоднева. Иди пока, — махнул рукой Артамон Сергеевич.

Воевода поспешил удалиться. Царь проводил его взглядом:

   — Посылай, Артамон, гонца и к Ромодановскому, пущай с Самойловичем переправляютси на правый берег.

В пыльном тумане померкло солнце, а пепел застилал его от любого взгляда.

Украина пережила голодную зиму, и казалось, природа решила возблагодарить людей за терпимость. Весна пришла ранняя, распустив плакучий ивняк до времени, а лето озеленило всё кругом. Но с летом на правый берег Днепра переправилась армия гетмана Самойловича. В помощь ему Ромодановский-Стародубский дал пять конных полков. Горели городки, сёла, станицы, чувствуя поживу, обедневшие польские паны набирали небольшие ватажки из всякой пьяной рвани, устраивали набеги, уводя пленных в холопы на свою землю. Не отставали и татары, выжигая и уводя людей с юга. Украина обезлюдела, и можно было проехать тридцать-сорок вёрст, не встретив ни человека.

Хорунжий Михась Ляпкин гнал вперёд две передовые сотни Переяславского полка. Вместе с ним двигалась сотня конных стрельцов стольника Скуратова. Пыль от них было видно версты за три. Голод более-менее обошёл переяславские земли стороной, и казаки Ляпкина были «гарно» разодеты.

Скуратов медленно подъехал к Ляпкину, лениво оглядывая раздольные степи. Венгерский иноходец играл под ним.

   — Михась, ты бы выслал человек пять вперёд, кругом балки да овраги, не нарваться бы на кого.

   — Пошто? Дорошенку из Чигирина носу не каже, а боля и чиловиков кругом нема.

   — Ну смотри, тебе видней.

Он не успел договорить, туча стрел поднялась из-за бугра и лавиной опустилась на ехавших впереди казаков. Десятка два вылетело из седел, обагрив кровью дорогу. Вслед за стрелами с диким воем из-за бугра показались сотни четыре конных, нёсшихся наперерез. Первым очнулся Ляп кин и заорал на опешивших переяславцев, те, сняв бердыши, дали неуверенный залп, сбив двух татар. Ляпкин, выхватив саблю, повёл казаков на татар. Стрельцы, смешав строй, давно перемешались с малороссами и врубились с ними в самый центр. Отовсюду неслись ругань, вопли, проклятия.

   — Москаль, руби лысого по башке.

   — Чубатый, коли его.

   — Энта сука басурманская мене ляжку распорола.

   — Пальни ему в рыло.

   — Я те, нехристь, зубами загрызу.

   — Ой, батюшки, помираю.