— Имей страх Божий в сердце и сохрани веру нашу истинную чисту, непоколебиму; люби правду и милость и суд правый; будь ко всем приступен и милостив и приветен. От Бога дана тебе бысть держава и сила от Всевышнего, тебе бо Господь Бог в себе место избрал на земле и на престол посади: милость и живот положил у ног твоих. Единая добродетель от стяжания бессмертная суть. Языка льстива и слуха суетного не приемли, для царя ниже оболгателя слушати, ни злым человекам веры емлите, но рассуждай всё по Бозе в правду.
Затем началась литургия, в продолжение которой царь стоял на древнем царском месте, находящемся в правой стороне собора. От этого места к царским вратам был постелен алый бархатный ковёр, шитый золотом. Царь приблизился к вратам. Патриарх вышел из алтаря. Митрополит принёс на золотом блюде в хрустальном сосуде святое миро. Царь, приложась к Спасову образу, написанному греческим царём Эммануилом, к иконе Владимирской Божьей Матери, написанной святым евангелистом Лукою, и к иконе Успения .Богородицы, остановился перед царскими вратами, снял венец и отдал боярам его вместе со скипетром и державою. Помазав царя миром, патриарх велел ризничему и диакону ввести его в алтарь через царские врата и подал ему с дискоса часть животворящего тела и потир с кровью Христовой; государь, причастившись, вышел из алтаря, надел венец, взял скипетр и встал на своё место. По окончании литургии все поздравили государя с помазанием миром и с причащением святых тайн, и он пригласил патриарха и весь собор, также бояр, окольничих и думных дворян к своему царскому столу. Когда царь в венце и бармах вышел из собора, младший брат царевича Сибирского князь Алексей с сыновьями Григорием и Василием осыпали его золотыми монетами. А за пределами Кремля князья Семён Звенигородский, Никита Вяземский и Василий Мещёрский рассыпали серебро народу, валившему в Кремль и в бесчисленном множестве собравшемуся на площади, приветствовавшему государя. Государь по постланному красному сукну пошёл к собору Архангела Михаила, целовал там святые иконы, мощи святого царевича Дмитрия, гробницу деда, государя-родителя и брата царевича Алексея и прочие царские гробницы. Царь приложился к иконам в церкви Благовещения Пречистой Богородицы, был ещё трижды осыпан золотом по выходе из храма. Оттуда возвратился он в свои царские палаты, где были накрыты столы для торжественного пиршества, которое длилось до самого вечера, откуда утомлённого государя увели в опочивальню.
После этого у Милославского Ивана Михайловича собрались царевны Татьяна Михайловна и Софья Алексеевна, Хитрово Богдан Романович с сыном Иваном, Куракин Фёдор Фёдорович, Иван Богданович Милославский и племянники хозяина дома Александр Иванович, Матвей Богданович и Дмитрий Юрьевич. Как и всегда, первым заговорил хозяин дома князь Иван Михайлович:
— Ну вота и Федюшка наш венчалси на царство, пока он в руках наших, Матвеева надоть сковырнута.
Все мужчины закивали головами, все они явились с пира и от бражного были краснолицы. Парадные одежды снять не успели и от того сильно потели.
— Он был главою Аптекарского приказу, — продолжал Иван Михайлович, — вота и надо обвинить его в умысле на жизнь государя. Свалить все болезни на промысел Артамошки. И неудачи с малороссийскими делами, а заодно и неудачи в войне с турками.
Куракин потянулся вперёд:
— А коли он Григорию Ромодановскому-Стародубскому отпишет, а тот его перед государем прикроет? С князем Григорием шутки плохи.
— Надоть быстро всё сотворить, штобы до Ромодановского дошло, когда уже было содеяно.
Вновь все закивали головами. Встал племянник хозяина князь Александр Иванович Милославский:
— Стараниями Матвеева посол Дании, пьяница Магнус Гэ, отозван евонтовым королём до дому. С того тот Магнус сильную обиду затаил на Матвеева. Сейчас на пути домой он уже в Ярославле. Надо его догнати, штобы он через ярославского воеводу Нащокина нашему государю на Матвеева жалобу отписал. А ту жалобу в большой скандал раздути. Всем скопом навалимся и спихнём Матвеева с Посольского приказу.
Все радостно вскочили со своих мест. Дядя похлопал племянника по плечу:
— Ну, Ляксандра, ты удумал. Бери перекладных и скачи в Ярославль.
Так закончился этот день венчания на царство.
В доме было темно и душно, трещал сверчок в сенях. Андрей Алмазов был сегодня свободен от службы, а восстановленные торговые дела позволяли не спешить в лавку, с того вставать с полатей не торопился, но со двора донёсся стук в калитку.
Выругавшись, Андрей поднялся, надел штаны, всунул босые ноги в сапоги и, выйдя на крыльцо, крикнул:
— Кого Бог послал?
— То я, Григорий Суворов. Открой, дело до тебя есть.
Андрей посадил пса на цепь и отворил калитку:
— Ну чего тебе?
Григорий показал бутыль с бражным:
— Вот решил помянуть друга нашего, Тимофея Ермилова, до времени усопшего.
Андрей хотел выругаться, но сдержался:
— Проходи в дом.
Суворов не заставил себя ждать.