Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Жена, успевшая одеться, при виде бражного что-то зло бурчала под нос, накрывая на стол. Перекрестившись, выпили не чокаясь, поминая погибшего друга и сродственника. Суворов ел жадно, как будто дома его сегодня не кормили, и с какой-то хитрецой посматривал на Андрея.

   — За процветание, Андрей, твоего дома, штоб ни зёрнышка единого мышь из твоего добра не расточила, штоб ни капельки лампадного масла мимо не пролилось! — поднял он по второй.

Сотник благодарил поклоном, осушил чарку, повернул дном её вверх, дескать, уважил, пил до конца. Суворов тоже выпил и продолжал:

   — А ты слыхал, Андрюша, што от отъезжающего датского посла через ярославского воеводу Нащокина поступила государю жалоба на боярина Матвеева, што, мол, деньги не доплачивал на постой и за поставку вина двору не уплатил аж пятьсот рублей.

   — На Матвеева не впервой жалуютси.

   — Не впервой жалуютси, но впервой его участь будет решать дума, а не усопший государь, пусть земля ему будет пухом. А в думе нынче всем верховодит Милославский, а он ещё засветло собрал большую часть думы и Кремле.

Андрей выскочил из-за стола словно ошпаренный, схватил кафтан и рванулся на улицу. До дома Матвеева он нёсся как полоумный и возле ворот нарвался на золочёную карету боярина, возвращающегося из Кремля. Карета остановилась, и открылась дверь, рука в перстнях поманила Андрея:

   — Ты уже знаешь?

   — О жалобе посла?

   — То малость. Меня не допустили к государю. Родион Стрешнев встретил в передней и объявил, што с меня сложены обязанности главы Посольского приказа и переданы думному дьяку Лариону Иванову. Я же назначен воеводою в Верхотурье и должон отбыть не позднее восемнадцатого июля.

Андрей смотрел на Матвеева, не веря своим ушам:

   — Энтого быти не может.

   — Даже брата твоего на Украину отослали. Ни один в думе не сказал и слова в мою защиту, а Васька Волынский даже просил моей головы.

   — И што теперь?

   — Надо ждати, пока государь повзрослеет и возьмёт власть в свои руки. А пока надо отсидетси на воеводстве. Ты же здеся останешьси моими ушами и глазами. Сейчас иди, до восемнадцатого ещё увидимся, а пока мене надо побыти одному.

Восемнадцатого июля, поминая старые заслуги боярина, ему устроили торжественные проводы на воеводство. Стряпчие, назначенные государем, и бывший его стрелецкий полк провожали Матвеева до околицы Москвы, а боевые холопы охраняли возы, коих количество было ещё достойно боярина. Андрей же Алмазов провожал его аж до Нижнего Новгорода.

Узнав о разбитом Косаговым отряде татар, посланном к нему, гетман Дорошенко отправил посольство в Москву с присягой в верности, называя себя подданным государя и верным сыном Украины.

У казаков главные атрибуты власти — клейноды[146] — булава с бунчуком. Самый захудалый казак спит и видит себя с булавою. У Чигиринского гетмана клейноды есть, а вот у кошевого Сечи Запорожской Ивана Серко клейнодов нет, они перехвачены гетманом Самойловичем, оттого и сердится Иван Дмитриевич на Самойловича, и пишет ему: «Хотя мы теперя новому великому государю присягнули, однако еслива ты и впредь не будешь нас допускать к милости царской, то вредно это будет одному теби. Много уж терпим, да терпению нашему и край будет».

Отписал Серко и царю Фёдору Алексеевичу. Слезницу запорожского кошевого государю читал Стрешнев:

   — «А ещё, великий государь, гетман Самойлович чинит нам великие препоны: не пропускает к нам хлебные припасы, задерживает царское жалованье, не позволил стаду запорожскому зимовать в Черниговском полку, отчего оно вполовину пало. В казаках от того шатание, и многи ворчат, што-де зря Дорошенко обижали и союзников его, он бы нас не оставил, как ныне Москва оставляет. А я-то знаю: то не Москва, а гетман вред нам творит».

   — Нехорошо Самойлович содеет, — тихо произнёс Фёдор Алексеевич. — Ой нехорошо. Надо отписать ему, штоб казаков не задирал.

   — Я думаю, и энту слезницу серковскую приложить, — заметил Милославский.

   — Ладно ли энто будет?

   — Мы ему всё жалобы на нево всегда отправляем. Раз его одного прочим в гетманы, цущай усё знает о себе.

   — И с Дорошенко, коли нам присягнул, пусть добром выведут на энту сторону.

Дума с теми словами государевыми согласилась.

Однако гетман Самойлович решил с Дорошенко действовать по-своему. Подняв семь полков, он двинулся к Днепру, отдав приказ по полкам готовиться к сражению с бунтовщиками и возмутителями Чигиринскими, не желающими присягать новому великому государю и единому гетману на Украине: