Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

В это время в харчевню вошли шестеро крепких молодцев. Не успел ещё Андрей понять, в чём дело, как они потушили факел над дверью и масляные бронзовые светильники. В наступившей кромешной тьме на Андрея навалились, он вывернулся, но кто-то ударил его в лицо. Взвыв, Андрей с остервенением начал наносить удары наугад. Он слышал в темноте голос Сивого и надеялся на его подмогу. Шум, хрип, на Андрея вновь навалились, полоска кожи закрыла глаза и рот. Андрей почувствовал, как его кто-то взвалил на спину и куда-то понёс. Драка в темноте продолжалась. Хлопнула дверь, и тёплый весенний ветерок подсказал Андрею, что его вынесли на улицу, положили в повозку, чем-то накрыли, и повозка тронулась. «Вота и дорыскался, видать, турки проведали», — подумал Андрей.

Везли недолго, потом вновь взяли на руки и понесли. Когда с него сняли повязку, оказалось, что он находится и выбеленной келье со сводчатым потолком. Несколько монахов в тёмно-коричневых рясах находились тут же. Один из них вышел вперёд и перекрестился особым образом. Андрей трижды поклонился ему, коснувшись пальцами пола. Это был особый знак Тайного приказа. После этого монах с чувством обнял Андрея. Это был Тимофей Чудовский, человек необыкновенный и неожиданный. В январе 1666 года в Чудовском монастыре он познакомился с калекою-лекарем Саввой, и тот ему разъяснил, что Богу и христианству можно служить не только молитвами. Тимофей был пристроен патриархом Дасифием помощником к султанскому толмачу.

С тех пор в Грановитой палате знали обо всём, что помышляли в Порте[110].

   — Как звати-величати тебе, мил человек? — радостно спросил монах.

   — Андреем.

   — А мене Тимофеем. — Он махнул рукой, и остальные монахи удалились. — Пошто Ростислава Шишимана ищешь?

   — Грамоты верительные отдати и поведать, што государь наш, царь Алексей Михайлович, венчалси с девицею Нарышкиной.

   — Ну, Ростиславу то без достатку. Ладно, шествуй за мной.

Он повёл Андрея узким переходом с земляными стенами, низко пригибаясь, чтобы не задеть грязный свод. В конце пути они оказались перед дверью, обитой медью, за которой была ещё одна келья, блекло освещённая бронзовым светильником. В центре кельи находилось кованое железное кресло, в котором сидел благородый муж с чисто выбритым лицом и длинными усами. Это был Ростислав Шишман, за ним стояли братья-близнецы бояре Друян и Троян, напротив сидел благообразный инок с гусиными перьями и свитками.

   — Енто тот, кого ты рыскал, — произнёс Тимофей Чудовский, указав глазами на сидящего в кресле.

Андрей низко поклонился. Благоговение перед царями впитывалось на Руси с детства.

   — Я не могу передати тебе, государь, верительных грамот мово государя, ибо они осталися в харчевне, но ты можешь послати монаха с моим перстнем к одному из моих людей — Савелию Сивому, и он принесёт их тебе.

Андрей снял с пальца перстень, и Тимофей, взяв его, неслышно удалился.

   — Я прибыл, штобы передати деньги и поведати, што царь Алексей Михайлович венчался святыми узами с девицею Нарышкиной, ныне царицей Натальей Кирилловной.

Ростислав сплёл пальцы, похрустел суставами, раздумывая с ответом.

   — Я извечный должник царя Алексея и не собираюсь равнять себе с его величием и могуществом. Я рад, што царь Алексей сыскал себе жену по душе и сердцу, но я бы стал верным и послушным сыном его, если бы он выдал за мене одну из своих дочерей или сестёр, што намного бы возвысило мене средь мово народу.

   — Но токо вызвало бы крупну ссору царя с султаном турецким.

   — Война Порты с Русью и Польшей — дело решённое, не в этом году, то в следующем она будет обязательно. Гетман Дорошенко признал себе вассалом турецким, и султан готовит своих янычар для посылки ему в подмогу под Чигирин. Ты возвернёшься к царю, всё, что ты услышал здесь, поможет многое ему разъяснить.

Андрей замотал головой:

   — Да я перед его очами и не предстану. Все документы и вести я передам и поведаю главе Посольского приказу, Матвееву Артамону Сергеевичу.

Вскоре в келью вошли Тимофей Чудовский и Савелий Сивой с деревянной шкатулкой в руках. Открыв её снятым с шеи ключиком, Андрей вынул два свитка с навесными царскими печатями и два больших кошеля с ефимками[111].

   — Вот то, што мене велено передати.

С печальной улыбкой Ростислав взял дары. Никогда ещё Андрей так не понимал, что от него ничего не зависит. От этого он чувствовал себя униженным. Тимофей похлопал его по плечу, а Ростислав жестом отпустил. Монах проводил его и Сивого до харчевни, расспрашивал по дороге обо всём, что творилось на отчизне за последние годы. У самой двери он остановился и, попрощавшись, попросил:

   — Поживи в Тырнове ещё пару дней, мене грамотку надоть написати и с тобою передати.

Затем поклонился и ушёл в темноту узких улиц.