Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

В девичью Милославские вошли гурьбой, Иван Михайлович и Иван Богданович сели, остальные остались стоять.

   — Наше влияние при дворе теряетси, — начал Иван Михайлович. — Да и вам при царице-мачехе несладко.

   — Ой, што верно, то верно, — подхватила царевна Евдокия. — Нарышкины по дворцу шастают аки у себе дома. А Наташкин отец Кирилл Полуэктович так табак на глазах у всех пьёт, аки иноземец окоянный, а брат ейный Ванька, не думая о царской чести, по кабакам шляетси. А наш братец аки околдованный, усё просьбы Наташкины исполняет.

Иван Богданович поднялся и прошёл по светилице, мягко ступая зелёными сафьяновыми сапогами:

   — Надоти, штобы царь в Наташке разуверилси. Надоти очернить её перед царём. Перестанет ей верить и слушати её не будет.

Царевна Татьяна Михайловна подошла к Милославским:

   — Весть нанесло ветром, што молодой Стародубцев, не може отвести очей от молодой царицы. Вота и распустить слух, што он к ней по ночам похаживает.

Клубок Милославских зажужжал, словно осиный рой. Предложение понравилось почти всем, и с одобрения царевен на том и порешили.

Белоозеро — самый древний город Великороссии. Ко времени царя Алексея Михайловича ему было уже девять веков. Ещё не было ни Новгорода, ни Смоленска, а этот город стоял. Во времена татарских набегов великие князья московские отправляли сюда свои семьи и казну. Именно здесь в черте города и возник Кирилло-Белозерский монастырь. В монастыре сохранялись частицы древнерусской литературы. Монахи переписывали всё, что попадало в их руки: старые летописи, жития святых, слова и повести и даже древние былины. Куда потом пропали эти богатства, осталось неизвестно.

Город славился не только хранилищем древнерусской литературы, но и тюрьмой. С двенадцатого века, со времён Даниила Заточника, сюда ссылали знатных заключённых. Именно здесь Михаил Романов, находясь в ссылке во времена Годунова, застудил ноги, болезнь которых передавалась в роду Романовых вплоть до Елизаветы Петровны.

На хозяйственном дворе монастыря Андрей Алмазов вместе с послушником Никифором рубил дрова, самозабвенно, до боли в мышцах. Несмотря на порывистый ветер, рубаха давно намокла от пота. Ломота в здоровом теле доставляла радость, и Андрей не останавливаясь рубил полено за поленом. Послушник Никифор зачарованно смотрел на его работу.

   — Говорят ты из стольной пожаловал?

   — Ну.

   — А пошто?

   — Не ведаю, для чё живу.

   — Жена, дети ести?

   — И жена, и дети, и достаток.

   — Суетные вы в миру.

Послушник внимательно осмотрел потемневшую от времени брусчатую стену хозяйственного двора и огромную поленницу дров, уложенную вдоль неё, а затем, подобрав полы рясы, уселся на один из кряжистых пней, валявшихся здесь же.

   — Я ведь ранее старой веры держался, обоим старцам Потёмкиным служил, крестился только двуперстно.

   — И што же потом?

   — Попал на Валаам, повстречал старца отца Дорофея, и он помог мне обрести духовный мир, достичь его.

   — Як энто достичь мира духовного?

   — Нужно угомонитися, — ответил Никифор улыбаясь.

   — Што значит угомонитися? — переспросил Андрей.

   — А вота што. Когда я был послушником на Валааме, старец мой Дорофей, которому я прислуживал, речёт мне раз: «Никифор, трудненько теби будет угомонитися, больно у тебе нрав весёлый и подвижный. А не угомонишьси, не достигнешь чистой молитвы, ни к чему будет теби монашество». Вота я и вопросил его, аки ты теперича мене: «Што значит угомонитися?» Старец мене и ответствует: «Энто весьма просто. Ныне вона лето, а ты, поди, ждёшь осени, когда работы на полях будет меньше?» — «Верно, отче...» — «Ну, а осень придёт, будешь ждати зимы, первопутка, Святок, а они придут, будешь ждать весны, а там Пасху — светлого Христова Воскресения?» — «Правда, отче». — «Вот ты сейчас послушник, а, поди, жаждешь того времени, когды будешь рясофором?» — «Да, батюшка». — «Ну, а тама, поди, и мантии будешь ждати, а тама и иеромонашества. Вот энто и значит, што ты не угомонилси. Когды тебе будет всё едино, весна али осень, лето али зима, Святки али Пасха, послушник ты али схимик, а будешь ты жити сегодняшним днём, ибо «довлеет дневи злоба его», не будешь помышляти и ждати, а всецело предашь себе воли Божией, вот ты и угомоиишьси». И понял я, если будешь принимати волю Божию благодушно и с любовью, а свово чудачества не ждати, вот ты и угомонишься. Штобы делать добро и не ждати за энто ни благодарности, ни вознаграждения. Только тебе ещё далеко энто, Андрей Ерофеич, ты ещё «свово ещешь, и монастырю тебе не спасти, не вразумити.

Как поражённый громом, Андрей выронил топор, присел на поленницу. Что он здесь ищет, и сам не знал, но понял одно: кто-то ищет Бога, а кто-то — жизни.

Навет о Стародубцеве и Наталье быстро распространился по Кремлю и докатился до царя. Алексей не поверил в него, ибо почти всё свободное время проводил с Натальей. Кроме того, было двое стряпчих, незаметно приглядывавших за царицей. И надо было уж очень извернуться, чтобы вырваться из-под их контроля. Однако слух расстроил Алексея. У него вновь разболелись ноги, он захандрил и расхворался.