Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Дошёл до Андрея слушок о Гнилом хуторе, что находился недалеко от села Старина, владения князя Сеитова. Появился Гнилой хутор рядом с селом ещё в пору татарских набегов. Пришли тогда в село чужие люди. Приняли их сердобольно, как беглецов от татарской неволи, как погорельцев. Они и затеяли поселиться отдельно, хутором. Построились кое-как, но скотину держать не стали, сеять не собирались. Начали пробавляться милостыней, мелкой охотой да рыбалкой, а то и поворовывали. Поначалу на селе головы ломали: то ли вправду ленятся чужаки на земле работать, то ли совсем ненадолго здесь задержались и собираются податься куда-нибудь дальше. Подходили к хуторянам с вопросами:

   — Аки так, — пошто по-людски не селитесь, не работаете?

Те посмеивались, отмахиваясь:

   — А по што строитися, возиться? Один конец будеть: татарин приде — всё спалит, а чё не спалит, так вытопчет али к рукам приберёт.

Ордынцы и вправду приходили с поджогом, грабежом и горем, но люди снова строились, снова сеяли, а хуторянам и забот было мало, только что посмеивались.

Кое-кому из подросших деревенских молодцов пришлась по вкусу бесшабашная жизнь. Поворовывать, хитро щурить глаз начал уж кто-то из своих.

В заново отстроенных избах пережило село зиму. Под Пасху лихо повеселились молодцы с хутора — поскакал по деревне красный петух. Лопнуло в ночь пожара терпение мира. Со своих шкуры долой спустили, а на чужих и обоза не пожалели — посадили и выпроводили всех вон.

Потом три века с лишним стоял Гнилой хутор в высоком бурьяне и древесном тлене.

С недавних пор Гнилой хутор начал отстраиваться заново, и Андрею Алмазову захотелось узнать, не связано ли это каким-нибудь образом с ограблением царского обоза.

В Ростов прибыли на второй день пути, первого августа. В разговоры князей с митрополитом Андрей не встревал, осмотрев кремль и оставив стрельцов на митрополичьем дворе, переодевшись, он отправился в село Старино, хоть ему и хотелось задержаться до вечерни и послушать знаменитый ростовский малиновый колокольный звон. Надо было успеть до темноты. Дорога лежала среди полей, но была столь извилиста, что напоминала змею в движении. Андрей решил двигаться пешим, но в скором времени телега, запряжённая клячонкой, погоняемая мужиком и направляющаяся в ту же сторону, нагнала Андрея. Мужик не был против и усадил путника на тонкую подстилку из соломы. Лошадка бежала, телега тряслась, в голове было необычно пусто, и никакие мысли в неё не лезли.

С чего начинать, непонятно. Если сразу явиться на Гнилой хутор и начать расспрашивать, можно получить колом по башке. Попробовать через торговцев, может, узнаю, что кто-нибудь перепродавал меха.

Они подъезжали к небольшому перелеску. Андрей не успел понять, что произошло, когда кто-то выскочивший оттуда надел ему на голову мешок и повалил на телегу.

«Даже Сивого рядом нет», — пронеслось в голове.

Непонятная лень охватила всё тело, даже не хотелось сопротивляться. Телега затряслась быстрее, но скоро остановилась. Его выволокли из телеги и бросили на землю, стащив с головы мешок. Примятая трава возле лица была какая-то жухлая.

В лесу на поляне стоял амбар. Тут же находились десятка полтора стрельцов с десятником и трое человек в чёрных кафтанах. Один из них подошёл к Андрею и пнул его ногой:

   — Ты кто такой?

   — А ты?— нагло ответил Андрей.

   — Ответствуй, сука, когды тебе прошают пристова ярославского воеводы Фёдора Васильевича Бутурлина.

Андрей сделал вид, что испугался:

   — Торговый человек московского купца Григория Микитникова.

   — А грамота о тома есть?

   — Неа.

Пристав жестом подозвал двух стрельцов:

   — Киньте его в амбар, отвезём к воеводе, пущай сам разбираетси.

Развязав верёвки, стрельцы втолкнули Андрея в приоткрытые ворота амбара, которые сразу закрылись за ним. Внутри царил полумрак, и глаза некоторое время привыкали. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел в углу сильно избитого мужика, подошёл ближе и, присев рядом, оперевшись спиной о стену, спросил:

   — Пошто энто тебе так?

   — За правду.

   — Энто как?

   — Они ищут Сеньку, стрелецкого сына, шо был у Стеньки Разина есаулом, коего теперича кличут Григорием Большим. Год назад он ярославского воеводу Бутурлина под воду спустил. А нынче на Ярославле сел младший брат того Бутурлина и сильно злобствует. Домку, жену того Сеньки, собственноручно порешил. Уж по глупости приставам сказал, чё им того Сеньку не в жись не споймати, вот они и озверели.

   — Уж не Сенька ли энтот пограбил царёв меховой обоз? — медленно спросил Андрей, весь затаившись.

Но мужик был возбуждён и выпалил всё без утайки:

   — Не, то дела князя Якова Яковлевича Сеитова да мужиков с Гнилого хутора, чё под ём. Он мзду самому боярину князю Милославскому Ивану Богдановичу даеть, наш воевода его не имает, он ему не по зубам.

Андрей молчал. Как и мыслил, усё на Гнилом хуторе.