Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Царевича Петра на руках несла тётка Ирина Михайловна, она должна была стать крестной матерью. Фёдор впервые увидел своего брата, ему очень хотелось взять его на руки, но он знал, что из-за больных ног ему сделать этого не дадут — вдруг упадёт и покалечит ребёнка. Вслед за патриархом Питиримом Фёдор вместе с тёткой Ириной вошли в храм. Царь с царицей, почитая старые православные обычаи, остались снаружи. Протопоп Чудова монастыря дал в руки крестным родителям две зажженых свечи. Глазки-крыжовники впились в горящие огоньки.

Петра распеленали и поднесли к купели. Теперь глаза ребёнка остановились на иконе Николы Чудотворца, строго смотревшего на него. Патриарх медленно, нараспев начал читать молитву, царевич и царевна повторяя за ним, крестились. Затем, трижды обведя крестных родителей вокруг купели, патриарх Питирим взял из рук Ирины Михайловны ребёнка и медленно окунул в купель, наполненную святой водой. Пётр, оказавшись в воде, заулыбался, но блаженство было недолгим, его вынули и, не обтирая, понесли за алтарь в царёвы ворота. Мокрые волосики на голове топорщились в разные стороны. Когда патриарх появился из-за алтаря, протопоп и протодьякон Чудова монастыря повесили на шейку Петра небольшой золотой крестик. Царевича вынесли из храма, и площадь огласилась радостными криками. После крестин государь Алексей Михайлович пригласил в Грановитую палату всех высших иерархов церкви с образами и хоругвями, а также бояр, думных людей, выборных гостей от гостинной, суконной и чёрной сотен, от слобод, от городов и волостей, явившихся с дарами и подношениями. Всех собравшихся пригласили к «родинному» столу.

Стол новорождённого царевича ломился под изделиями царской поварни. Чего тут только не было: и пряники, и коврижки, и коржики, и литье из леденца. Большая сахарная коврижка на царском столе изображала герб Московского государства; на «родинном» столе стояли два сахарных орла по полтора пуда, такой же лебедь два пуда, утя — полпуда, попугай красного сахара — полпуда. Был сделан и «город сахарный, кремль с людьми, с конными и пешими» и «протеву нево другой город четыреугольный с пушками». В малой золотой палате у царицы было поставлено такое же угощение для боярынь.

Каждому из гостей, невзирая на знатность, звание и чин, поднесли по большому блюду с разнообразными сахарами: зеренчатыми, леденцами, сушёными ягодами и фруктами, корицей, арбузными и дынными полосами в сахаре.

Тем знатным людям, кто почему-либо, по службе или по болезни, не смог быть на пиру, посылали гостинцы на дом.

Царевич Фёдор сидел рядом с отцом. Братика Петра царевичу не дали подержать. Он сидел, посматривая на гостей, и решил незаметно уйти, тихо встал и направился в царские покои, на женскую половину.

Здесь было тихо, зайдя в покои царицы, он застал одну лишь мамку-кормилицу, находившуюся при царевиче Петре.

Крестник лежал в большой резной люльке и сладко спал, посапывая, ублаготворённый святой водой. Завтра ему будет месяц, но он уже сам держит головку и размерами больше всех своих сверстников.

Фёдор медленно подошёл поближе. Младенец открыл глаза и, с удивлением посмотрев на брата, заулыбался. Фёдору захотелось дотронуться до его маленькой розовой ручки, только он протянул руку, Пётр вцепился этой ручкой за указательный палец и, крепко держа, не отпускал. Фёдор не стал отдёргивать руку, а присел рядом на манку, оставив палец в руке брата. Они смотрели друг на друга и улыбались. Теперь Фёдор знал точно, что он любит своего маленького братика. Он просидел долго, и лишь когда мамка стала кормить Петра грудью, медленно удалился.

Празднество в честь крестин юного царевича продолжалось с двадцать девятого июня по третье июля. А четвёртого июля рано поутру новый патриарх всея Руси Питирим явился к государю. Царь Алексей Михайлович встретил патриарха по-домашнему, не облачаясь в царские одежды. Приняв благословение, Алексей Михайлович усадил Питирима, затем сам сел рядом.

   — Что привело тебе, светлейший, в таку рань, али до мене есть дела неотложные? — вкрадчиво спросил Алексей Михайлович.

   — Ести, государь. Христолюбивая душа должна быть милостивою. Не помыслити ли нам о боярыне Морозовой? Всё имущество ейное забрано в казну. Сын ея Иван Глебович уморил себе голодом. Слабая женская сущность, вероятно, давно даёт о себе знати. Я поговорю с ней, и она отречётся от своей ереси.

   — Светлейший, вы не знаете, што энто за женщина. Наврят ли она смирилась, и мыслю, она ещё много зла сотворит, — тихо произнёс царь. — Впрочем, попытайтеся. Я пришлю ея на патриарший двор с тремя ближними боярами.

Государь поднялся и, со смирением приняв благословение, удалился, приказав дворецкому Матвееву позвать к нему князя Ивана Воротынского. Воротынский, явившейся к государю, был удивлён суровым приёмом.