Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Второго августа царица разродилась дочерью, которую назвали в честь её Наташей. Матвеев, дворецкий, глава Посольского, Малороссийского и Стрелецкого приказов, вместе с отцом «восприял» и уложил в колыбельку новую царевну. Он дневал и ночевал вместе с царской четой и формально встал над всеми приказами. Его влиянию на царя более никто не противостоял и не оспаривал.

Царство святой и Белой Руси погрузилось в дрёму, и жара лишь способствовала этому.

В такие дни Андрей Алмазов оправдывал в своих мыслях сына боярина Ордын-Нащокина, сбежавшего за границу, захотелось самому куда-нибудь убежать из сонного царства. Наврав и жене и Алёне, что отъезжает по царёву делу, Андрей направился за Великий Устюг, к младшему брату своей матери. Конечно, хорошо было бы взять Алёну с собой, но ей, как царёвой швее, никто не позволил надолго покинуть Москву.

Хорошо зная дороги и пользуясь лошадьми Тайного приказа, он на третий день прибыл в Великий Устюг. А оттуда на коче, идущем к Белому морю, стал подниматься по течению Северной Двины. Ему надо было добраться до Верхней Тоймы, где его дядя Василий, стараниями Артамона Матвеева, был волостным[129], контролируя лесной край чуть ли не до Архангельска.

Языки тумана лениво лизали влажную траву в ложбинках небольшого перелеска, подбираясь со всех сторон к поверхности обмелевшего пруда и сбиваясь в густые клубы в чаще его берегов. Выгнувшийся дугой мостик парил над протокой. А в противоположной стороне к бледно-голубому утреннему небу тянулись мощные столбы столетних сосен.

Коч, высадивший его на берег, сразу отчалил. И Андрей медленно поплёлся к острожку. Дядю Василия он видел в своей жизни дважды, да и то в детстве, и не знал, будет ли он рад ему. Ворота были открыты настежь и, вероятно, никогда не закрывались. Андрей вошёл вовнутрь, обитатели острожка ещё спали, лишь кобель, сидящий на цепи, пару раз гавкнул и умолк. Андрей направился к ближайшей избе и постучал в дверь.

— Хто тама? — послышался звонкий девичий голос из-за двери.

   — Волостного Василия какой двор?

   — Этот, толькова отца нету дома.

   — А где он?

   — А вам пошто?

   — Я его племянник.

Дверь открылась, на пороге стояла девчина лет пятнадцати в ярком голубом сарафане.

   — А тятя с мужиками на охоту ушёл. — Она с любопытством рассматривала гостя. — А ты хто, Семён али Андрей?

   — Андрей. А тебе как звати?

   — Ларина.

   — Это чё ж за имя такое?

   — В честь деда Лариона тятя назвал.

   — В избу-то войти можно?

   — Ой, а у мене там не прибрано. — Девушка рванулась в дом, Андрей вошёл следом.

Ларина, быстро прибрав в доме, с улыбкой посмотрела на брата.

   — Ой, а ведь тебе, наверно, накормить надоть, — всплеснула она руками совсем как взрослая.

Андрей заулыбался:

   — Да не откажусь.

Голубой сарафан замелькал в сени и обратно, внося холодные закуски, а затем Ларина поспешила на задний двор за дровами.

   — А где ж мать твоя? — спросил Андрей.

   — Ея трясина поглотила, кода я ещё совсема маленькая была, я ея не помню, отец говорил, красивая очень была.

   — А пошто мы того не ведали, што у дядьки Василия семья ести?

   — А моя матушка из простых, из местных. Аки дядька Ерофей в дворяне степенные вышел, отец жутко его зауважал и стеснятси стал, што сам ничего добитиси не смог. Аки двадцать лет назад его здеся над всеми волостным поставили, так волостным и осталси.

Андрей хотел что-то сказать, но не успел, на дворе послышался шум, гомон людей, свист, лай собак. Девушка со словами: «Отец с охоты возвращаетси» ,— рванулась к двери. Андрей последовал за ней. В ворота входили мужики в длинных одинаковых коричневых рубахах, несколько стрельцов в старых потёртых кафтанах с пищалями времён Бориса Годунова, поп в рясе и с топором за поясом, под уздцы ведший пару коней, запряжённых в телегу, на которой уже лежал разделанный лось, замыкал шествие подросток, еле сдерживающий свору собак, огромный, заросший как медведь волостной, отличимый от остальных лишь ростом и окладистой бородой, и костлявый, высокий церковный пономарь в драной коричневой рясе. Волосатый Василий бросился обнимать племянника:

   — Андрюшенька, племяш, какими судьбами, такая радость!

Всё его лицо светилось неподдельной радостью.

   — Да вота решил наведатьси в гости, — ответил Андрей, все его душевные муки последнего времени как водой смыло.

   — Правильно удумал. — Он ещё раз обнял племянника. Затем повернулся к телеге: — А мы вона какого красавца завалили.

Мужики уже стаскивали охотничью добычу с телеги, а из осадных дворов выходили жёны стрельцов. Вскорости подоспели и бабы из деревни. Ноги лося тут же взяли для переготовки жареного, часть лосиной туши решено было коптить для запасов на зиму, а ноги затарить, но поскольку на всю деревню и острожек их не хватило бы, забили нескольких коз. На небольшой площади между церковью и осадными дворами развели костёр. Запах жареного мяса вскоре заполнил весь острожек, и Андрей, так и не покормленный двоюродной сестрой, почувствовал голод.

Когда столы накрыли, Андрей уже порядочно изголодался.