Несчастный рейс 1313 (СИ)

Амико тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Следовало держать себя в руках. Хотя уже не хотелось.

До очередного всплеска жестокости совсем рядом оставались считанные секунды.

Раскрывшаяся с совершенно необычной артистической стороны майорша оставила Засельцева в компании патрульных и, проделав еще несколько зажигательных па, призывно подмигнула начальнику заставы — толстомордому бирманцу в вычурной фуражке с галунами, изображающему из себя сурового командира, хотя больше всего он походил на бухгалтера. До сих пор он сидел за удобным столиком, стоящим у внешней стены караулки, с удовольствием пересчитывая банкноты, выколоченные из беженцев, а теперь был совершенно сбит с толку. В глазах его читалась некоторая подозрительность — впрочем, они практически сразу же вытаращились, устремившись в глубокое декольте матушки-настоятельницы, и словно прикипели к подпрыгивающим там обольстительным округлостям.

Дезориентировав, таким образом, систему командования противника, Шун-Ци артистично присела на краешек письменного стола, демонстрируя великолепное презрение к заботливо разложенным по пачечкам денежным средствам и заставив вспомнить, что Спаситель в свое время тоже не слишком-то жаловал мытарей и ростовщиков. Впрочем, его служительница, кажется, поставила себе целью продемонстрировать все ничтожество рабов Маммоны — все больше распаляя горящую в глазах начальника заставы похоть, она вытянула изящную ножку, обтянутую ажурным черным чулком, и положила ее прямо на плечо сидящего за столом бирманца. Его глаза едва не вывалились из орбит, а на губах заблестела непроизвольно выступившая слюна. Возможно, человек с более тонкой душевной организацией нутром бы почувствовал в поощряющей улыбке китаянки холод, подобный ледяному хирургическому скальпелю, но обильно вспотевший брыластый карен уже не помнил ни о чем.

Кордебалет в это время уже с чувством исполнял заключительный куплет:

Джизус Крайст! Кем ты был?
Что ты нам жертвой своей открыл?
Джизус Крайст! Кем ты стал?
Что ты нам жертвой своей сказал?

— Во имя всего святого… — прошептала Амико, которой хотелось впервые в жизни презрительно фыркнуть. — Какая пошлость…

Кейко не услышала подругу, во все глаза высматривая момент, когда дурной водевиль превратится в побоище. Дыхание девушки участилось, рука сама тянулась к спрятанному пистолету. Но еще было не время.

Внезапно внимание Акеми привлекло какое-то движение справа. Китаянка, устроившаяся на коленях у пулеметчика, вдруг взволнованно завертелась. Торопливо прикрыв глаза кавалеру, который уже забрался потными руками под сутану, она замахала другой рукой и принялась отчаянно гримасничать, пытаясь привлечь внимание девушек, находящихся в кузове. Дело было в еще одном боевике, который, оказывается, дрых в огневой точке за мешками, а теперь вдруг продрал глаза и вылез на шум. Ситуация складывалась не очень хорошая — наблюдательный наблюдатель уже давно заметил бы, что участники странствующей труппы равномерно распределились по сценическому пространству: бесстыдница-майорша на столе блокировала начальника заставы, одна монашка повисла на шее караульного возле поднятого шлагбаума с левой стороны от грузовика, здесь же четыре диверсантки-кордебалетницы отвлекали внимание основной группы каренов, состоявшей из четырех боевиков — причем Иван уже незаметно затесался в их мужскую компанию: с доброй-предоброй, прямо-таки сахарной улыбкой положив руки на плечи двоим из них, и пыхая презентованной цигаркой. Единственного противника с правой стороны — того самого пулеметчика — занимала своим крепким телом последняя монашка-сигнальщица. Сейчас она пыталась сигнализировать, что кому-то нужно срочно занять последнего, внепланового помощника-пулеметчика, неучтенного в первоначальной диспозиции и оставшегося неокученным.

«Боги, кажется, решили окончательно довести меня до белого каления», — спокойно подумала Амико. Она сразу поняла, что придется сейчас сделать. Это было бы логичным завершением местного безумия. Сначала высшие силы пропустили их с Кейко через мясорубку насилия, а теперь…

Больше никто не успел бы.

Сорвавшись с места, Акеми поспешила навстречу удивленно хлопавшему глазами боевику. Кейко что-то крикнула вслед, но она не слушала. В ногах чувствовался зуд, словно тоже хотелось пуститься в пляс. Амико глубоко вдохнула, не останавливаясь.

«Что же я делаю? Что со мной? неужели я все-таки свихнулась?»

Она накинулась на карена с сосредоточенностью солдата. Но солдат не прижимался к противнику так плотно, не поворачивался спиной и не касался тонкой девичьей ручкой мужского бедра.

Кажется, она улыбалась.

Заключительные такты финала прогремели в тропических сумерках и угасли. Это стало сигналом.