Несерьезные дети

На берегу мальчик вежливо благодарит нас «за прогулку по озеру». Я из любопытства прошу показать книгу, которую он читает.

— Это «Пер Гюнт» Генрика Ибсена, — говорит он, поправляя очки.

Я даже не слышала такого имени, а Санька тем более.

— А я не читала. Интересно?

— Конечно. Я вообще неинтересных книг не читаю.

После истории с кедами это говорит в его пользу. Все-таки он читает какие-то умные, загадочные книги, а не всякую чепуху про шпионов.

Всю неделю светлый мальчик (его зовут Борисом) ходит за нами по пятам. Наверное, ему наскучило все время быть одному. Я ничего не имею против, но Санька навязанным ему обществом недоволен:

— Ну что он за нами таскается? Надоел. Ничего не умеет, как будто только вчера на свет родился.

Для Саньки человек, не умеющий ловить рыбу, попасть в подброшенную шапку из ружья, задерживать в воде дыхание на целую минуту, вообще недостоин жить на свете.

Вечером мы собираемся на рыбалку. Санька готовит снасть, мастерит из гусиных перьев и пенопласта новые поплавки, а я копаю червей. Светлый мальчик наблюдает за нами, брезгливо отворачиваясь от банки со свившимися в клубок червями. Он топчется без толку, наступая на удилища, и вообще мешает нам. Санька сердито кричит на него, когда тот спутывает ногами разложенную на траве леску.

— Можно я завтра пойду с вами на рыбалку? — спрашивает у меня Боря.

Я смотрю на Саньку. Тот делает вид, что не слышит вопроса, и сопя скусывает с лески ржавый крючок.

— Да мы рано пойдем, — неуверенно говорю я. — Надо будет вставать в четыре утра.

— Это ничего. Я встану. Меня все равно петухи по утрам будят — не могу к ним привыкнуть.

— А тебя отец-то пустит? — вступает в разговор Санька.

— Пустит. Он не против общения с деревенскими ребятами. Он только говорит, чтоб я с вами не лазил по чужим огородам.

— Вот еще! — возмущаемся мы. — Чего туда лезть-то? Еще ничего не поспело.

— А тетка Дуня говорит, что твой отец — жадюга. Над каждой копейкой трясется, когда расплачивается с ней за молоко и картошку, — мстительно сообщает Санька.

— Нет, нет! — поспешно заступается светлый мальчик за отца. — Он просто экономит. Мы много денег потратили за это время, а нам еще жить здесь неделю и обратно в Москву ехать.

— Ладно, — нехотя разрешает брат, — приходи. Но учти, мы тебя ждать не будем, если проспишь.

Утром нас будит тетя Аня, Санькина мать:

— Эй, рыбаки, подъем! Москвич-то вас уже заждался.

Мы натягиваем на головы одеяла и молча переживаем неприятное пробуждение. На рыбалку уже не хочется — поспать бы!

— Приперся! — бурчит Санька. Спросонья он всегда злой, даже перед рыбалкой.

Погремев умывальником, мы садимся за стол и мрачно жуем ватрушки, запивая их парным молоком. За окном на сизой от росы траве, ежась от утреннего холода, топчется светлый мальчик. Мы неторопливо едим и наблюдаем за ним. Слышно, как тетя Аня снова приглашает его в дом, но он мотает головой и отвечает, что подождет на улице.

— Ишь терпеливый какой! — не может успокоиться Санька.

На озере мы удим с лодок, стоящих на приколе. Я стою на корме, а Боря сидит в моей лодке на носу. Клев хороший, и мы молча и деловито таскаем плотву и окуней, небрежно бросая их прямо в лодки, а Боря подбирает рыбешек и опускает в жестяное ведерко с водой. Но часа через два клев замирает, и он начинает скучать без дела. Солнце уже поднялось высоко и сверкает в стеклах его очков. Он несколько раз судорожно зевает, плещет водой в лицо и, чтобы не заснуть, начинает развлекать себя и меня пересказом фильмов Чаплина, которые он видел в Москве.

Санька, раздраженный долгим ожиданием поклевки, реагирует на наш громкий смех злобным шипением:

— Да заткнитесь вы! Всю рыбу распугали, черти!

Через некоторое время у рыбы, видимо, начинается второй завтрак, и клев возобновляется. Но так как я не могу делать одновременно два дела — и удить, и слушать, — то умная рыба пользуется этим и спокойно склевывает мою наживку. Я каждый раз с опозданием выхватываю из воды пустой крючок.

— Ты так всех червей переведешь. Я на одного вытаскиваю пять рыбин, а ты десяток червей изводишь на несчастного малька, — справедливо возмущается Санька, когда я наконец вытаскиваю плотвичку чуть побольше мизинца.

К обеду на берег приходит тетя Аня с корзиной белья, и я иду с ней полоскать на плот. Когда я возвращаюсь, Бори уже нет — он ушел обедать. Санька и братья-близнецы Доронины, мокрые, с гусиной кожей и посиневшими губами, разжигают костер. Оказывается, они целый час ныряли, натаскали два десятка раков и теперь собираются их варить. У запасливых братьев в карманных богатствах есть даже соль в спичечной коробке, а ведерко нашлось у нас. Когда от раков остается только горка красной шелухи и несъедобных голов, Санька начинает передо мной позорить светлого мальчика.