Несгибаемые

В лагере отец не чурался никакой работы, и его за это ценили. Работящий, бесконфликтный, умеющий постоять за себя не горлом, а делом, – в кругу зэков его знали и уважали, как доброго отца, примерного семьянина, любящего и любимого мужа. Умения и навыки, приобретенные им в большой семье и на воинской и гражданской службе, пришлись как нельзя кстати в условиях лагерной жизни. Он мог построить дом, сложить печь, даже смастерить насос. Пригодились и сметливость, и умение без нивелира выставить на глазок строгий ряд опор под сооружение, будь то забор или стена барака.

«Всякое было в той жизни, – вспоминал он иногда, – и болезни, и голод, и холод, но никогда я не был жалобщиком или стукачом».

Рассказывал отец и о непростой науке выживания в лагере:

«В лютый мороз нам выдавали смерзшуюся, как камень, плитку хлеба. Чтобы утолить нестерпимый голод, многие жадно набрасывались на заледеневшую краюху, разгрызая и захлебываясь слюной. Никакие уговоры и предостережения о том, что можно заработать язву желудка, не действовали. Я же клал эту плитку за пазуху, отогревал и, получив кружку кипятка, бросал хлеб в горячую воду. Получалась теплая кашица, которая немного согревала и насыщала».

Или…

«Как-то раз нос к носу на лесной дороге встретился с медведем. Уж больно большим показался мне тот зверь, особенно когда встал на задние лапы. «Ну, все, конец, – подумал я, – ведь в руках даже палки нет, чтобы отмахнуться». Смотрим друг на друга. А у меня в мыслях: «Ну зачем я тебе, такой горемыка?» Секунды длилось это противостояние, показавшееся вечностью. Медведь прорычал недовольно, опустился на передние лапы и нехотя поковылял на волю в родную тайгу. А я, постояв немного в оцепенении, побрел в свою охраняемую клетку под названием ИТЛ[1]».

Все долгие восемь лет отцу пришлось тянуть тюремную и лагерную лямку, и еще почти два года, освободившись, он не имел права покидать место отсидки.

В 1946 году отец вернулся домой. Клеймо «врага народа», как дамоклов меч, висело над ним – нигде не принимали на работу. После долгих мытарств он все-таки устроился грузчиком. Мне не раз, чтобы заработать на обучение, приходилось помогать их бригаде в разгрузке вагонов. Какой же это был тяжелый труд! На всю жизнь запомнилась разгрузка платформ с поваренной солью (куда она только не проникала!). А сколько таких платформ было у них!

И лишь после снятия судимости и с открытием в поселке Первомайский химико-механического завода отец вновь влился в ряды рабочего класса – стал работать мастером по резке металла. И снова – передовик производства, незаменимый мастер, поощряемый работник. С этой работы он ушел на заслуженный отдых, на пенсию.

Годы каторжной жизни, лишений, голода, болезней и ссылок сказались на его здоровье. Отец начал слепнуть и в последние годы жизни совсем потерял зрение. Мы пытались помочь, консультировали его у лучших московских специалистов, но время было безвозвратно упущено.

Умер он в дни, когда съезд Народных депутатов СССР заслушивал ужасающие выступления ораторов, поносивших наперебой прошлое страны. Дело шло к развалу Великой Державы. Я был тогда членом Верховного Совета СССР.

«За что, – спрашивал отец за несколько дней до смерти, обращаясь ко мне, как к представителю власти, – я и наше поколение прошли ту пытку? У нас даже там, в лагерях, не было таких оскорблений и ругательств в адрес родной страны, которые сегодня извергают эти мужи с высокой трибуны на весь мир. Уж больно похожи эти натужные голоса на те, которые допрашивали нас и бросали в лицо: "Антисоветчики!" А они-то, выходит, и есть настоящие враги народа!»

Он, малообразованный простой рабочий, прошедший через жесткие жернова истории, сумел не только выжить в заключении, но и остаться Человеком. Он не обижался на прошлое, не проклинал его, не сокрушался о незаслуженно пережитых им и его семьей испытаниях и невзгодах. Отец видел главное: у его семьи есть продолжение, достойное любого социального строя и любых устремлений, продолжение, рожденное в родной стране.

Где еще, кроме России, есть люди, наделенные такой несгибаемой волей? Где, в какой стране семьи и дети изгоев, врагов общества, как их представляли волей обстоятельств, смогли бы выстоять и занять достойное место в жизни, применив всю силу своего таланта и знания?

Значит, в этих людях на генетическом уровне закладывался тот удивительный русский самобытный стержень, который позволял окружающим видеть их старание и умение жить без подлости, по совести, быть верными долгу и Родине.

Время неумолимо движется вперед. И новые поколения приходят на смену. Пусть они из нашей истории извлекут уроки.

Радуюсь, что в сегодняшней жизни, в новых социальных ориентирах, где царит конкурентная борьба, продолжатели ее из нашей семьи находят свое достойное место, не стяжая, не сутяжничая, не обманывая, а служа и работая для лучшей жизни семьи каждого и Родины.

Глава 4 Новое поколение

И новое поколение нашей семьи продолжает, не сгибаясь и не прогибаясь, нести традиции, заложенные предками.