Нешкольный дневник

— Я больше не хочу сидеть дома. Я не могу. Ты говорил мне, что я должна изменить свою жизнь, что эта жизнь была неправильной и несправедливой и что я заслуживаю лучшего. Что ж, может быть, и заслуживаю. Но, скорее всего, я никак не заслуживаю этой твоей мифической новой жизни, потому что я не вижу, откуда она может прийти и каким образом… как я Могу к ней прийти. И не хочу я никакой новой жизни. Меня тянет… ты можешь меня ругать, но меня тянет, как к алкоголю, как к наркотику, к этой старой жизни. Ты, наверно, еще маленький, Рома, чтобы понять, что такое — магия ночного города. Я всегда знала, что под этими крышами, под этими крышами много гнили, много подлости. Много яда. Наверно, этот яд меня отравил, и отравил безвозвратно. Я не могу сидеть дома, Рома, я не могу, точно так же как я не могу работать кем-то… кем угодно, это несущественно кем, уборщицей, продавщицей, телеграфисткой или хоть директором магазина… я не хочу, понимаешь? Ты прекрасно знаешь, чем я зарабатывала нам на жизнь, но все-таки напрямую мы об этом старались не говорить, а теперь я хочу сказать прямо: я почти пятнадцать лет, с самой юности, почти с самого твоего рождения, была проституткой. Да, это жуткая и жестокая работа. Но это работа, и это единственная работа, которую я могу выполнять по-настоящему хорошо. — Она несколько раз облизнула губы, словно на них было варенье или сладкий джем, как тот, который она привозила мне из Болгарии в самом детстве. — Мне плохо, Рома. Не потому, что я больна или как-то… — она с трудом подбирала слова, словно слишком много она сказала перед этим и теперь никак не может восполнить убыток сил и мыслей. — Я жалею о… о Клепе. Да, он был подонком, он использовал меня, но ты понимаешь… я знала его слишком долго, чтобы вот так запросто вырвать из своей жизни. И девчонки… после смерти Клепы их раскидало кого куда. Кто нашел себе новых сутенеров, кто спился, кто-то, быть может, и нашел в себе силы выкарабкаться из этого болота. У меня нет таких сил. Меня тянет, как магнитом, тянет назад.

— Что ты хочешь мне сказать? Ты что… хочешь вернуться… на панель?

— Да, Рома. Не знаю, ты действительно помог мне тогда, и Коля Голик тоже. Наверно, если бы не ваша помощь, Клепа вписал бы меня в какой-нибудь уж совсем конкретный гниляк, из которого я не выползла бы. Но я жива, а он — нет. Вот так. А сегодня мне позвонила одна моя знакомая, спрашивала о том, как я живу, интересовалась, чем я собираюсь заниматься. Я сказала, что живу как в сказке. В сказке про Царевну-Несмеяну, которая безвылазно гнила в своем тереме, а все удивлялись, а что это, собственно, царевна такая кислая и не улыбается?

Я спросил хмуро:

— Что за знакомая?

— Ее зовут Ильнара. Она когда-то со мной работала, старше меня лет на семь. Только она теперь не просто Ильнара, проститутка, а — «мама». Коммерческий директор эскорт-фирмы, — пояснила Алка. — У нас их в городе уже несколько открылось, одна из них — «Виола», контора Ильнары.

— Значит, цивилизованное блядство по западному образцу, с эскорт-фирмами, а не с залетными сутерами, которые сами себе и «крыша», и хозяин, и водитель, и охранник? — отозвался я. Стоп. Нет, вру. Не мог я тогда так сказать. Во-первых, я таких слов-то тогда не знал и оборотов пышных (а после полугора месяцев общения с Боряном — Вырви Глаза и тому подобной братией и Пушкин бы мычал, как обезьяна), а во-вторых, ничего я еще не понимал в цивилизованном или нецивилизованном блядстве. Нет, конечно, девственником я уже давно не был, с таким-то счастливым детством и внешностью, которая, в отличие от детства, была на самом деле счастливой, в прямом, а не в издевательском смысле этого слова. Девственность, с которой в наше время многие спешат расстаться как можно быстрее, я потерял без всяких проблем в женской раздевалке бассейна «Дельфин». Произошло это примерно за три месяца до того, как мне исполнилось тринадцать лет. Но уже тогда я имел плечевой пояс и грудную клетку, которых практически любой взрослый мужчина не постыдился бы, а отдельные задохлики вообще могут только мечтать.

Я по ошибке заглянул не в ту раздевалку.

Ошибка от усталости — за тренировку я отмахивал иной раз по нескольку километров и чувствовал себя после этого как загнанная лошадь. Девушками я, конечно, уже интересовался, акселерация все-таки, но отношений как-то не завязывалось даже на уровне разговоров. Была там одна такая Яна, лет пятнадцати или шестнадцати, разбитная девица, которая давно меня присмотрела в качестве… бог знает в каком качестве она меня мыслила. Но только смотрела на меня маслеными глазками. У нее все в порядке было с фигурой, с грудью особенно, размер третий, наверно, да и купальники она носила дорогие, классные, яркие. Вот эта Яна и выступила застрельщицей. Меня, здоровенного лося, жавшего сотку в тренажерном зале, изнасиловала стайка малолеток