Нешкольный дневник

Костик опешил, он не ожидал увидеть в моих руках свое и денисовское оружие, и я, воспользовавшись его замешательством, ударил его ногой прямо по находящимся в полурабочем состоянии гениталиям. Костик дико взвыл и свалился на пол, где и стал легкой добычей санитара.

Через несколько минут Денисова, Костика-Мефодия и Кирюху увезли в находящуюся неподалеку психиатрическую клинику. Я оглядел помятых девчонок и кивнул:

— Одевайтесь, быстро!

Олеся всхлипнула и бросилась мне на шею. Я молил Бога, чтобы то же самое не сделала Василиса, уж больно массивно она выглядела. Олеся начала бормотать что-то из серии про то, что она уже ожидала самого худшего, что эти пьяные уроды могли и изуродовать, а Костик-Мефодийуже предлагал немнож-но «поучить» строптивых путан по методике «ракетчиков», выбивающих долги из бизнесменов. Нет, не утюгом и паяльником, но тоже приятными предметами.

— Одевайтесь! — повторил я. — Как бы майор со страху не протрезвел, а тогда их быстро отпустят из «дурки»! Но как повезло, как повезло!

Через несколько минут мы уже загружались в блядовозку к ожидавшему нас Вите. У того стучали зубы.

— Как., это? — спросил он, с изумлением оглядывая девушек. — Вас так быстро… или?..

— Или! — ответила ему Олеся. — Поехали!

С тех пор в фирме меня прозвали «санитаром». Этот случай придал мне популярности, и только мысль о том, что Мефодий и Кирюха могут найти меня и посчитаться… впрочем, они были действительно в очень пьяном состоянии, а впечатление от того, что ты просыпаешься в психушке, обещает быть незабываемым. Они меня толком не вспомнили. По крайней мере, такой вывод я вынес из следующих — не очень скорых — встреч с ними.

Ильнара Максимовна хохотнула озабоченно:

— Лихо ты это, Рома… сразу видно, молодой, горячий. Напролом попер. Весело, однако: они вам — «прием», а вы им — прием у психиатра. -

Геныч вышел на работу тогда, когда я считался в фирме самым удачливым охранником. Охранник — это такая мягкая замена предосудительному в широких кругах слову «сутенер». В мою бригаду рвались все, и недовольна была только толстая Василиса, да и то по той простой причине, что формат ее задницы не всегда соответствовал количеству свободного места на заднем сиденье: одно дело, когда сзади сидят только две-три девочки, а когда их пять? Пришлось Василиске садиться на строгую диету.

С диеты Василиски и выхода на работу Геныча началась самая спокойная и, пожалуй, счастливая полоса моей жизни. Наверно, я просто сумел почувствовать себя этаким равнодушным мерзавцем, умевшим красиво подчеркнуть свой цинизм в отношении к трем «Ж». Нет, не к тому, о чем вы подумали. Три «Ж»: отношение кжизни, женщинам ижалости. Эта последняя — жалость как чувство, как одна из возможных составляющих твоей души — вызывала у меня особое презрение. Я уже видел, как могут жалеть меня. Даже эта дама, так называемая лучшая подруга моей мамы, Ильнара Максимовна, не могла сделать этого просто так. Даже человек, который знал меня с детства и учил матерным словам, дядя Коля Голик, поддался каким-то своим бандитским понятиям и не посчитал нужным мне помочь. Да даже если бы он пришел ко мне и сказал: «Извини, Рома, при этих я типа не могла тебя писануться. Они ж, ебть, зажабились на своих понятиях. Ты, Рома, меня извини, но я против братвы двинуть не могу, так что выкарабкивайся сам, Рома». Да не был бы я на него в претензии после этого, не был бы!

После этого я плюнул на то, что взрослые дяди и тети с умным видом именовали моральными принципами. С эскортницами я работал удачливо, под «прием» не подставил ни разу, даже «околоприемных» случаев не было, кроме вышеупомянутого.

Геныч говорил мне, что у меня есть какое-то особое чутье, которое в равной степени помогает, скажем, в разведке — чувство потенциальной опасности. Я чувствовал эту опасность спинным мозгом, потому беспредел миновал моих подопечных. Они, кажется, искренне думали, что я о них забочусь. Когда я позже пересказывал это единственной эскортнице, о которой я действительно заботился, — Кате, она, как безнадежно начитанная девочка, тут же привела пример из истории: дескать, солдаты Наполеона тоже думали, что он искренне о них заботится, а он просто берег их как хорошее пушечное мясо. Вот и мои бригадные девочки были таким пушечным мясом, которое приносило мне свой процент. При этом «пушечное мясо» искренне заблуждалось насчет моих симпатий к ним. Что-то такое в них, конечно, было, кого-то они совершенно неподдельно привлекали, но ведь и гнилые яйца едят! В Китае. Вот такие «китайцы» существовали и в Саратове, одного из них я видел на улице — маленького, щупленького человечка, по виду студентика, который вел под ручку диетную блядь Василису. Как будто маленький моторный буксир волок за собой огромную баржу с просторной кормой. «Китайский буксир» явно не был клиентом, у него это на роже было написано, а я за месяц интенсивной работы научился отличать клиента от сердечного друга. Василиска, может, сама этому шпендрику еще приплачивала.