Нештатная ситуация

– Ты кого под остальными имеешь в виду? Если не наших, а их, так и правофланговый такой же салажонок, только с автоматом вместо волын, тоже хрен стрельнуть успеет, если шустро и слаженно рванём. Как и его друган-вояка с одной лычкой, обмёрз до полного паралича… Так что, оба эти ребятёнка для нас ну никак не фактор.

– Не торопись, Бугай, есть ещё этот чёрный сержант, а уж он-то половину из нас положит в момент. И шоферюга вооружённый в кабине. Кто его знает, на что способен…

– А если врассыпную, в разные стороны одновременно всем? Лучший способ заблудить охрану, которая сначала не с ходу сообразит, куда стрелять, потом – за кем гнаться. А у нас с тобой сейчас самый выгодный сектор – эти двое несчастных. Живыми проскочим без проблем. Да ты посмотри! Хлопнем пацанят как мух, а там – буран, ночь, свобода… Только и уходить сейчас, Аркан!

– Погоди ты, Бугай, не дави. Не стану я этого мальца хлопать.

– Чего так? Родственник, или знакомый?

– Пока ты дрых в дороге как сурок, я успел с ним перебазарить. Земляки мы, и кое в каких событиях участвовали считай совместно, хотя и не по одну сторону «линии фронта». О! П-пошла-а, зараза! Давай, Бугай, поддай! Ещ-щё-о! Оба-а!

Машина действительно стронулась с места, продвинулась, подбуксовывая, метра на два, остановилась. Тронула опять, прошла ещё метр-другой и – снова как вкопанная. И – новый рывок не менее этих вместе взятых.

Воодушевлённый успехом, сержант Гаджиев повеселел. Энергично прошёлся вокруг машины, подбадривая людей, которые в основной своей массе пока, видно, не спешили воспользоваться так любезно предоставленной им обстоятельствами возможностью побега. Тут только и обратил он внимание на двоих самых на вид здоровых из всех здесь присутствующих их собратьев зэков, явных по всем приметам и повадкам рецидивистов, хотя и достаточно молодых возрастом, ненамного старше самого Гаджиева, о чём-то подозрительно шепчущихся у «кормы» автозака. И очень ему эти двое не понравились. Внутри начало нарастать трудно сдерживаемое страстное желание размозжить обоим черепа, расстрелять их немедленно, выпустив из автомата по полному магазину в каждого. Но, к великому сожалению, ликвидировать их, или хотя бы изолировать, загнав пинками обратно в автозак, сразу нельзя – слишком уж незаменимая в этот трудный момент «рабсила». И в то же время – прямая опасность нештатной ситуации… Хотя, чего уж там, вся сегодняшняя ситуация с самого начала нештатная.

Украдкой проследив за направлением взглядов шепчущихся, Гаджиев обратил внимание и на то, мимо чего даже самый бездушный сержант не позволил бы себе пройти. О, Аллах!.. да это же у Пёрышкина что-то неладное?.. Руки… Вот это ни… чего себе! А лицо… Слёзы ручьём, замерзающим прямо на щеках…

– Потерпи, Пёрышкин, – подбежав вплотную, приобнял Гаджиев ефрейтора. – У нас где-то в бардачке была на всякий случай неприкосновенная фляжка. Сейчас спиртиком оботрём руки и лицо, из аптечки глицеринчиком обработаем и попробуем натянуть рукавицы. Автомат мой возьмёшь и будешь стоять как памятник, стволом на сук-зэков, сколько выстоишь. А там и прапорюга с трактором подоспеет, козлота медлительная! Ну, ладно, держись, я сейчас! Ершов, прикрой…

Гаджиев побежал к кабине машины, а силы уже оставляли Пёрышкина и он, каким-то чудом пока держась на ногах, начал неудержимо уходить из

осознания окружающей действительности.

«Эх, паря, спиртяги бы тебе сейчас, и внутрь и снаружи», – подумал осужденный Хомутов, продолжавший, толкая машину, исподволь наблюдать за полуживым Митьком-гармонистом, от которого после краткого разговора отбежал в сторону кабины сержант. Хомутову только что было краткое видение как раз с крепким спиртным – сцена из раннего детства, когда будучи семилеткой-первоклашкой он впервые в жизни попробовал на вкус водку. В компании отцовских дружков-собутыльников, собиравшихся в выходные дни и по праздникам, а иногда и посреди рабочей недели «погудеть»-повеселиться в их бараке на окраине рабочего посёлка, был в числе завсегдатаев одноногий инвалид-музыкант, развлекавший компанию высокопрофессиональной игрой на очень красивой гармошке с клавишами как у пианино.

Маленькому Аркашке, конечно же, не след было присутствовать на взрослых гульбищах, но он не мог удержаться, чтобы ещё и ещё раз не получить наслаждения от божественной игры одноногого. Музыка была настолько завораживающе-душещипательной, что мальчишка плакал от счастья в моменты наиболее виртуозных пассажей, издаваемых чудо-гармошкой.