Несколько дней из жизни следователя. Весна

– По три или по шесть? – спросила я.

– По три, конечно. Как на соревнованиях.

* * *

Закончила тренировку я, на самом деле, последней. Было уже начало девятого, все остальные разбежались ещё до восьми. Майя тоже ушла, как обычно, оставив мне ключи. То, как я настреляла «под запись», мне не понравилось – не дотянула даже до второго разряда, и это на тренировке, в спокойной обстановке. В принципе, я понимала, что не так – я думала про дело с медалями, что там как надо будет делать. Я и обычно-то не умею совершенно сосредотачиваться на стрельбе. К своему стыду, конечно, но я этого действительно не умею, не могу. Это легко считать, что лучник должен от всего отрешиться, «сжечь свои мысли на пламени свечи» – как написано в начале одной нудной и длинной сказки. Вот этот-то фокус у меня и не работает, вернее – я не представляю, как это сделать. Да, можно сосредоточиться на выстреле – это я могу – но мысли, посторонние для выстрела мысли я «отключить» не могу. А стоит только в момент выстрела, «выпуска» о чём-то подумать – взгляд при этом самостоятельно «виляет» куда-нибудь в сторону и, хотя даже левая рука при этом не двигается, всё – стрела меняет направление и хорошо, если всё-таки попадает куда-нибудь в мишень, а не вообще улетает мимо. Так что надо до конца смотреть прямо в центр мишени и не опускать лук до попадания – стрела летит за взглядом.

И опять же, в одиночестве в тире мне стреляется лучше – поэтому и стараюсь оставаться попозже. Так что я настреляла в одиночестве ещё один круг – десять серий по три выстрела – и стала неторопясь собираться домой. Сняла мишень, разобрала лук, унесла его в «пыточную», переоделась, выключила везде свет, закрыла тир. Хотела занести ключи в соседнее помещение, где у нас располагался подростковый туристический клуб – это их катамаран в «пыточной» и лежит – но, и там уже никого не было. Так что я сама отдала ключи бабушке на вахте под её неизменно подозрительным взглядом.

На улице было ещё светло – сумерки. Мне нравится, когда после зимы наступает такое время – выходишь с тренировки, а там ещё светло.

Медленным, прогулочным шагом я пошла домой. В следующем за ДК доме по улице находилась моя любимая городская прокуратура. С некоторым «дежурным» мстительным удовольствием я заметила, что в большинстве кабинетов горит свет. Впрочем, как и всё «дежурное» – то есть обычное, регулярное – такое удовольствие не радовало. Да и кабинет Бориса выходил окнами во двор… Мне даже пришло в голову, что я обхожу дом и проверяю – на работе ли он ещё… Машины на улице не было, но он мог поставить и во дворе… Стою под окном, заглядываю в кабинет… Если там свет есть, конечно. «Не сходи с ума», – сказала себе я. – «Ты и так – уже, и давно. Завтра увидитесь».

Дойдя до светофора, я повернула направо и перешла проезжую часть, прошла по площади, пошла по мосту… Зачем-то достала из кармана плаща сотовый телефон, нажала кнопку и посмотрела на засветившийся экран – время: двадцать-тридцать восемь. Почему-то вспомнилось, как в позднем детстве читала что-то Сименона, и когда там вначале комиссар Мегрэ посмотрел на часы, там была такая фраза: «посмотрел на циферблат ручных часов». Помню, меня возмутила эта фраза своей избыточной подробностью, ещё подумала, нельзя разве просто сказать: «посмотрел на часы»? Впрочем, это могли и переводчики постараться… Говорят, у наших есть такая привычка – додумывать за автора. Избитый, конечно, всеми пример, но даже Мельница его постоянно в интервью упоминает, про «Боромир улыбнулся»…

Пройдя мост и подходя к следующему перекрёстку у музея, я вспомнила, что надо будет перекинуть на комп фотки, которые нащёлкала в воскресенье, вчера, гуляя по городу. Да и почистить их как обычно – поудалять одинаковые, которых у меня, как обычно опять же, там должно быть немерено… И надо ещё сфотографироваться с пушками у музея, а то на крепости с пушками у меня фотки есть, а у музея – нету… Надо будет Андрея позвать с собой прогуляться как-нибудь, чтобы пофотографировал. Хотя бы в воскресенье следующее, когда оклемаюсь…

Свернув на следующем перекрёстке, я стала размышлять – не дойти ли мне до магазина. Кажется, хлеб-молоко дома ещё были, так что, наверное – не пойду. Значит, сегодня будет вечер трезвости…

Войдя в квартиру и сняв плащ и ботинки, я, прежде всего, включила бук, и пока он загружался, продолжила раздеваться. Потом запустила Интернет и сайт с радиостанциями – включила джаз. Легла на диван, потянулась, полежала минуты три, слушая музыку. Встала и пошла открывать все форточки – батареи ещё топили, и в квартире было душновато. Надо бы поесть… Да и накинуть что-нибудь на себя, а то холодом-то сразу веет. Я вернулась в спальню, надела, не застёгивая, домашнюю рубашку, в зале сделала погромче музыку, выключила свет и пошла на кухню – изучать содержимое холодильника…