Несколько минут после. Книга встреч

И все-таки смысл его жизни не только в этом. В наш рационалистический век он снова доказал мудрость веры, реальную силу мечты. За семь минувших десятилетий «неистовые ревнители» пролетарской культуры и их последователи многое подвергали сомнению. Слыша: «добро», «сострадание», «порядочность», они с подозрительностью твердили о «внеклассовом подходе», «абстрактном гуманизме». Другие же понятия просто подменялись, дискредитировались. Например, интернационализм. Словом этим, дабы не испытывать стыда, прикрывали немало позорного – в том числе исчезновение языков, ассимиляцию народов, нивелирование обычаев… Однако интернационализм присущ подлинной культуре, истинным ее хранителям. Таким, как Александр Пальмбах.

Тот, кто вытаптывает культуру, лишен исторической памяти, в лучшем случае заботится о кратких интересах момента. Подвижники же культуры живут и работают для будущего.

«В вечности утро, раннее утро. Встает солнце, дует на землю утренним ветром, согревая ее. Мир просыпается, растет, уходят туманы, – писал в одной из своих книг Виктор Шкловский. – Мы должны привыкать к будущему, любя прошлое, и, не улыбаясь ему, с ним прощаться».

Александр Пальмбах, любя прошлое и настоящее, много думал о завтрашнем дне. Его смерть в номере кызыльской гостиницы была смертью по дороге в будущее.

Жизнь во второй ее половине

Говорят, что начинать никогда не поздно. В этой фразе есть красивое мужество, но это не всегда правда. Иногда начинать бывает особенно трудно: мешает прожитая жизнь.

До сорока восьми лет Раиса Аракчаа работала в магазине «Гастроном», в молочном отделе. Носила ящики с продуктами и пустой посудой. От ящиков болели руки, ломило поясницу. Но что было делать? Другой специальности она не имела. То, что Раиса Ажыевна вырезала из камня фигурки животных, представлялось ей баловством. Она занималась этим в редкие минуты отдыха – чтобы отвлечься и от однообразной работы, и от домашнего хозяйства. Она уходила к своим камням, как уходят в мечты. Здесь все было возможно: несколько движений ножом – и оживет фантастическое животное, арзылан; гордо вскинет рога горный козел – старый, но не покорный годам, своей судьбе.

А в жизни, казалось, ничего изменить нельзя.

Еще раньше, до молочного отдела, Раиса Ажыевна пошла обычной дорогой женщины: в двадцать лет завела свою семью, ездила вслед за мужем, которого мотало по разным районам Тувы – был он то техническим секретарем, то учителем, директором начальной школы, то милиционером. А она работала поваром, техничкой, сидела дома с детьми. Жили в маленьких комнатушках, в холодных бараках, дети часто болели, двое умерли. Была ли она все-таки счастлива? Раиса Ажыевна не думала об этом. Так жили почти все ее подруги. Потом муж начал пить, уехал в Тоджу к другой женщине, денег присылал мало. Старшему сыну, Сергею, тогда было четырнадцать, Олегу – одиннадцать, Володе – четыре. Она пошла в магазин рабочей, потому что техничка получала на восемнадцать рублей меньше.

Жизнь человека богата на встречи, но счастливые – все же выпадают не часто. А если выпадают, то, случается, меняют течение бытия. В шестьдесят пятом Раиса Ажыевна поехала в южный аржан – так называют в Туве целебные ключи. Хотела отдохнуть, подлечиться. Но обрела большее – цель и смысл жизни. На берегу озера стояла палатка. Каждое утро из нее выходил старый человек, садился на раскладной стульчик и начинал резать фигурки из камня. Это был прославленный Хертек Той-бухаа – один из тех, кого потомки называют великими. Раиса Ажыевна пряталась за деревьями, не смея подойти ближе. Мастер работал сосредоточенно. Но иногда отрывался – долго смотрел на горы, озеро, находил там что-то для себя и возвращался к камню, покачивая головой. Наконец одна знакомая подвела Раису Ажыевну к Тойбухаа. Она получила право смотреть на волшебство открыто. Вблизи оно складывалось из суммы приемов. Повторить прием кажется легко, но не зря мастеров-волшебников мало. Была ли это учеба? В обычном смысле нет. Тойбухаа ничего ей специально не показывал. Но ничего не скрывал. Можно многое понять, если любишь – любовь дает новое зрение. А у нее это была именно любовь – забытая, детская, теперь ожившая. Мать Раи, рано потерявшая мужа, зарабатывала на жизнь «деревянным промыслом»: делала ведерки, корыта, ступы и другие вещи с оригинальным орнаментом. Рая помогала ей. Еще раньше, лет восьми, мастерила игрушки из коры для маленького брата, которого нянчила.

Тойбухаа редко смотрел на нее, но все понял. Сегодняшнее. Прошлое. А может, и будущее Раисы Ажыевны. Однажды он протянул ей кусок дерева, попросил вырезать коня, остался доволен. В последние дни ее отпуска они много говорили, Аракчаа делала все новые и новые работы, но пока только из дерева. Перед ее отъездом Тойбухаа, тяжело дышавший из-за мучившей его астмы, выдохнул: «Теперь можно браться за камень…»

Так кончилось ее короткое учение.