Нескучная классика. Еще не всё

С. С. Да-да-да. Например, один человек пишет: “Такие шедевры, как «Фиеста», – там перечисляются еще два других спектакля, – показывать не стоит, ибо зритель наш не осилит”. Второй отвечает: “Мне кажется, что люди несколько умнее, чем думают телевизионщики. Я спал только во время рекламных пауз”. То есть на то, что вы сделали в 1971-м, сегодня, в эпоху интернета, технологий, когда любой фильм, любой спектакль можно посмотреть онлайн, по-прежнему существует запрос.

С. Ю. Для меня, для моей жизни это этапная работа. В “Фиесте” Владислав Стржельчик, Григорий Гай, Владимир Рецептер исполнили чуть ли не лучшие свои роли. И Михаил Барышников, который уже был очень знаменитым балетным артистом, солистом. Впоследствии он стал мировой звездой – я видел фильмы с ним, снятые на Западе, – но заговорил он впервые здесь. Он очень трепетно к этому отнесся. Он же чуть-чуть пришепётывал. Это сейчас все разрешено, а тогда он сокрушался: “Как же я буду играть, как буду говорить?”

С. С. А почему все-таки спектакль запретили? В чем была основная причина?

С. Ю. Сам Хемингуэй был вроде бы не запрещен, хотя начальство недовольно кивало: “Что-то они слишком много пьют на экране”. Телефильм недолгое время все же существовал. Он идет два с половиной часа, мы его показывали на большом экране, в больших залах – тайно, естественно, но публика набивалась битком, – в Доме кино, где сидело, наверное, человек восемьсот и еще стояло человек двести. Но когда Миша остался в Канаде – не в упрек ему, ни в коем случае, это биография, судьба, и судьба блистательная и звездная, – картину приказали просто изничтожить, и всё. Ну вот, видите, им это не удалось.

С. С. Расскажите про “Лысую певицу” Ионеско.

С. Ю. В первый раз – по-моему, это 1951 год – пьеса была поставлена в Париже в Театре ля Ушетт[98]. Шестнадцать лет спектакль шел каждый день. Я посмотрел ее в 1966 году, когда пьесу играли уже в три тысячи восемьсот какой-то раз. Зальчик маленький – сто мест. Иностранцы на нее ходили, потому что это был знаменитый парижский аттракцион. Им надо было отсидеть и уйти, чтобы потом сказать: “Я был”, – хотя в этот абсурд они совсем не врубались. И вот они сидят и недоумевают: почему один человек, тоже иностранец, смеется… нехорошо, нехорошо. А мне так это понравилось, что я перевел пьесу еще тогда, в 1960-е годы. Но Ионеско был запрещенным у нас автором аж до 1990-х. Недавно, два или три года назад, на телевидении вдруг решили: “Давайте еще раз попробуем возродить телевизионный театр”. Я сразу предложил: “А давайте «Лысую певицу»”. По-моему, никто даже особенно не вчитывался, сейчас время свободное, запретных авторов нет. Ионеско так Ионеско. Только я должен был заплатить наследникам за авторские права. А так – да ради бога! И мы сняли этот фильм[99]. Первый опыт в кино на тему “Лысой певицы” Ионеско, этой абсолютной классики. Спектакль в Париже и сейчас идет. По-прежнему каждый день, теперь уже не знаю, сколько наберется дней за эти годы, за шестьдесят с лишним лет. В “Театре ля Ушетт” каждый вечер морочат людям голову.

С. С. Сергей Юрьевич, есть ли спектакль, который вы мечтали поставить, но до сих пор так и не получилось это сделать?

С. Ю. Великое счастье – я осуществил все постановки, какие хотел. И “Мольера” Булгакова, и “Стулья” Ионеско, в которых играл сам. Последнее время я мечтал поставить “Пер Гюнта”. Ибсен – один из любимых моих драматургов. Но так вышло, что мы опоздали, сейчас уже он поставлен в одном месте, ставится в другом. А когда пьеса становится расхожей, я точно за нее не возьмусь.

С. С. Сергей Юрьевич, в какое время мы живем, как вам кажется?

С. Ю. В переломное. Я чувствую перелом в буквальном смысле слова. Вот доска, прямая доска, а вот перелом. Вот тут она сломалась.

С. С. Вы сейчас про связь времен или про что-то другое?

С. Ю. Про связь времен. Они связаны еще, связаны. Но для тех, кто здесь, всё, что было там, – уже за горой, не видать. А там среди многого другого и классика, которую уважали, ценили. А сейчас небо вижу, а классики не вижу. И еще многого-многого не вижу. И даже не представляю, что оно там есть – за горой!