Нескучная жизнь майора Чапаева

— Мужики, он же, сука, хотел Кубиняна живьём в багажнике сжечь! — крикнул Иван, рванув за ворот куртки Варнина.

— Начальник! — болезненно застонал Ворон. — Наоборот, я хотел вывезти его и отпустить. На хрена мне эта мокруха?

— Ага, вывезти! И положил к нему в багажник канистру с бензином. Васильич! В багажнике дизельного мерина возит канистру с бензином. Нормально? — не унимался Дрозд.

— Костян приказал «мерс» спалить за городом, а этого зверька сжечь в багажнике «Вольво» здесь, в гараже дачи! — начал истерить на повышенных тонах Ворон.

— Кто зверёк? Ара, эш ес! Ты кого зверьком назвал, гнида? — неожиданно встрепенулся Алик, рванувшись к уже насмерть перепуганному Варнину.

— Стоп! Стоп, я сказал! — пришлось прикрикнуть мне. — Все по машинам, едем в отдел. Пусть Корнев подключается.

— Извините, товарищи начальники, — послышалось из-за яблони. — А можно мне помыться и водички попить? И ещё… штаны бы мне сухие. Можно даже не новые. Мне стыдно, но я почти сутки в этих багажниках. Сами понимаете…

Всё это время вытащенный нами из багажника его же «мерседеса» господин Кубинян скромно стоял за стволом яблони и терпеливо ждал своей очереди. Он очень многое пережил за последние сутки. Его били. Били больно и беспощадно. Резали пожилое, не терпящее боли тело. Не давали воды, обещали убить его и его близких родственников, если он не отдаст все свои сбережения и не скажет код от домашнего сейфа. И он сказал. Вчера. Его засунули в багажник «вольво» и сказали, что если он не соврал, то его отпустят. А на самом деле, как потом оказалось, Ворон получил приказ от Костика сжечь Кубиняна вместе с машиной, которую уже давно разыскивают. Значит, сейф Костик всё-таки открыл. Сейф открыл, а слово, получается, не сдержал. Тварь.

Кубик близко к нам не подходил, стеснялся. Нужно сказать честно, душок от него распространялся ещё тот. Покопавшись в багажнике своей машины, к нему подошёл Алик с целлофановым пакетом в руках. Говорили они с ним на армянском языке, но, думаю, Алик выражал ему своё сочувствие. Как потом оказалось, в целлофановом пакете у нашего Арамяна лежало кимоно, в котором тот тренировался в спортзале. И вчера после тренировки забрал его домой постирать, но забыл в багажнике. Пригодилось. Мужчины сходили в дом к Краеву, где Кубинян смог помыться и переодеться в белую японскую спортивную форму. Куртка была маловата и на шикарном животе Артура Самвеловича едва сходилась, поддерживаемая красным поясом, завязанным на бантик. Зато штанишки были длинноваты, приходилось подтягивать их двумя руками, чтобы случайно не навернуться. А вот запах… запах был, но уже как от настоящего спортсмена, правда, не прошедшего в финал после недели непрерывных схваток. Всё это вызвало бурю положительных эмоций у немного закопчённых пожарников. Они тыкали в его сторону чёрными пальцами и предлагали поменяться униформой. На что Кубик незло крикнул им, наступая на штанины:

— Да вы на себя посмотрите! Рожи афроамериканские!

Гараж огнеборцы давно уже залили и теперь неторопливо скручивали свои длинные шланги и укладывали на штатные места пожарный инвентарь. На месте строения ещё парили чёрные головёшки стен и перекрытий, а под ногами шумно взрывался горячий шифер. Дроздов сбегал к покорёженной от высокой температуры машине, отломал водительскую дверь и пошурудил внутри. Вернувшись, протянул мне прогоревшую рукоятку коробки передач. Под оплавленной чёрной пластмассой виднелась деформированная металлическая розочка. Она, родимая!

Черных позвонил в контору и попросил Лядову связаться со следователем Корневым и доложить ему, что подозреваемый задержан и через полтора часа будет доставлен на первый допрос. Дело сдвинулось. Со мной ехали Черных и «упакованный» Ворон. Пассажиром на своём «мерседесе», с Дроздовым за рулём, ехал Кубинян. А Арамян рванул первым, чтобы подготовить плацдарм для допроса и одиночную камеру для Ворона. По дороге позвонила Ксюша.

— Привет, комбриг! Как жизнь?

— Кто, прости… — не понял я.

— Ну, что ты не понял? Ты же Чапаев, — засмеялась в трубку Ксюша.

— Тогда комдив, — поправил я.

— Теперь я не поняла, — разочаровано ответила знаток воинских должностей и званий.

— Чапаев был комдивом. Командиром дивизии. Ладно, проехали. Как тебе детский сад?

— Отличный! И Наталья Ивановна мне твоя понравилась.

— Какая она моя? Она… она Женькина. Ты ей купальник приготовила?

— В трусиках поплавает, купальник ей. Ладно, я побежала. До встречи! Целую, — чуть слышно шепнула в трубку Ксюша.

— И я тебя. А ты чего звонила? — поинтересовался я.

— Дурачок… тебя услышать.

Вот интересно, вроде обозвали ненормальным человеком, а как на душе приятно. Тепло так стало. Хотела меня услышать и… обозвать дурачком. Это круче, чем через фразу слышать, что тебя любят. Раз десять за день услышал: «я тебя люблю», и уже не греет. Ещё парочку добавили и уже сомневаться начинаешь. А тут один раз в день обозвали дурачком и хочется улыбаться во весь рот, смеяться во всё горло и думать только о ней. Любофф?

Знакомтесь, оборотень