Нескучная жизнь подполковника Чапаева

— Ладно, ещё скажет. Она в нашем спортзале будет самооборону девчонкам с нашего курса преподавать. Между прочим, я устроил. Но и это ещё не всё. Ксюша говорила, что ты сейчас посвободней стал. Тебе когда удобно — в первой половине или во второй? А то афиши уже есть, а время не проставлено, — скороговоркой выпалил Фёдор.

— Не понял, какие афиши? Чего вы ещё там придумали? — по инерции продолжая улыбаться, спросил я у сына.

— И об этом она тебе не говорила?

— Так, парень, давай-ка с начала. Что за афиши? Опять прыгать в мешках нужно будет?

— Ну, вы, ребята, даёте. Читаю. «Только для выпускного курса. Для тех, кто не хочет быть космонавтами, а видит себя реально полезными обществу, а значит — «на земле»! Полиция в современной России. Её предназначение и возложенные обязанности. Живая беседа с крутым сыщиком — подполковником МВД Чапаевым Андреем Васильевичем». Как-то так! Текст, кстати, я составлял. Осталось только дату и время фломастером вписать. С руководством Суворовского училища согласовано. Наши пацаны все придут. Ну, что? Когда, пап? — ждал от меня конкретного ответа сын.

Ну и что я должен ему сказать? Что чуть-чуть поспешил, сынок… Твой папка уже не подполковник! У папки с погон одну большую звёздочку сегодня смахнули! Вот так вот шалбанчиком… шпуньк! А каково это для моего Федьки? Он же в институт МВД собирается поступать. Мой батя — крутой мент! Ага! Крутой! Хотите узнать, какое у меня тогда настроение было? А представьте: едете вы из Москвы в Питер на скором. Ветер в лицо, кудри уже путаются от свежего балтийского бриза. Вы считаете часы и минуты до встречи с Эрмитажем и Дворцовой площадью… А где-то в районе Бологое цепляют вам в хвост другой локомотив и начинают тащить обратно в Москву… Какого-то хрена! Но тут как будто что-то щёлкнуло в голове.

— Подожди, сынок, — говорю я Федьке, — через минуту перезвоню.

А сам набираю помощника полковника Воронина:

— Валер, не в службу, а в дружбу! Скажи, пожалуйста, приказ о моём разжаловании с какого числа в силу вступает?

— Приказ подписан, но вступит в силу с двадцать третьего, то есть с понедельника. Так что имеешь полное право крайний раз сфотографироваться в подполковничьих погонах, Чапаев, — ржёт в трубку Валера.

Посылаю подальше Валеру, набираю сына и уставшим голосом спрашиваю:

— Федь, ну вот разве что завтра, в субботу, у меня окно свободное есть. Устроит с утра?

— Ё-моё! Конечно, устроит! Давай в десять. Мы английский перенесём, а я скажу, что только так можно. Ты там пару-тройку крутых случаев вспомни из своей практики. Ну, чтобы все рты пораскрывали! Ладно? Ну, всё, бать! Обнял!

— И я тебя… — успел крикнуть я в трубку, вытирая вспотевший лоб.

* * *

А интересно так на экзекуции получилось. Стою я, такой весь исполосованный обидными словами и истерзанный колючими взглядами, перед сидящими за столом с угрюмыми безжалостными лицами старшими офицерами нашего Управления. А из открытой двери в приёмную хорошо поставленным голосом орёт помощник Воронина, Валера:

— Товарищи, офицеры! Смирно!

И в кабинет начальника криминальной полиции Управления входит наш генерал-майор Ващук. Остановился возле меня, оглядел подскочивших со своих мест полковников и, остановив свой взгляд на начальнике Управления собственной безопасности Лядове, коротко сказал:

— Прошу ознакомиться и правильно отреагировать. — И положил на стол файл с какими-то бумагами.

Потом повернулся ко мне, одобрительно кивнул головой и, протянув руку, сказал:

— Молодец… Ты ж ещё не знаешь, пацан родился… два девятьсот. Андреем назвали.

И со словами: «Не буду мешать», — вышел из кабинета.

Лядов молча достал из файла два листа бумаги с текстом на фирменном бланке, надел очки и прочитал. Потом, кивнув мне, улыбнулся одними глазами и сказал:

— На это отреагируем. Позже. Продолжим товарищи.

* * *

Своим девчонкам я не говорил о проблемах на службе, но их маленькие сердечки всё равно что-то чувствовали. Но был и позитив. Особенно радовалась новым переменам Женька. Она теперь ездила в свой детский сад «Журавлёнок» только со мной на ярко-красном «попугае». Самостоятельно выпрыгнув из детского кресла машины на асфальт у дошкольного заведения, Женька, заложив руки за спину, пару раз обходила вокруг «паджерика» и, пнув ботинком по колесу, глубокомысленно говорила детским басом, косясь на проходящих мимо одногруппников:

— Бать, а резину на передке поменять бы пора.

— Понял, поменяем, Евгения Андреевна, — присаживаясь на корточки у колеса, соглашался я.

Мы ходили по выходным на премьеры ТЮЗа, дразнили приторможенных зимой обезьян в зоопарке, закармливали батонами толстых диких уток, лебедей и крыс на городских прудах, кидали цветы на цирковую арену дрессировщице лошадей, а маленькие пони подбирали их и ели. Правда, я заметил, как в последнее время изменилась и Ксюша. Она подолгу наблюдала, с застывшей на лице улыбкой, как мы возимся с Женькой. Стала какой-то неторопливой и домашней. На работе не задерживалась, а на её книжной полке добавилось несколько толстых книжек о кухне разных народов. «Взрослеет», — определил я для себя.