Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

— Красиво… очень, — хлюпнула носиком невеста, улыбнувшись мне.

* * *

Всю церемонию от начала до конца фотографировали Дроздов-старший и наша Женька на свою «мыльницу». Причём Женька стояла по самую макушку в густом дыму. Ребёнок кашлял, сморкался, чихал, одновременно нажимая на кнопочку фотоаппарата. Все участники торжества снисходительно улыбались… Ребёнок! Хорошо хоть у Ивана Ивановича фирменный «Nikon» в руках. Но каково же было наше удивление, когда на следующий день наши папарацци сделали в сервисе фотографии. Женькины романтичные, чуть смазанные «дымные» фотографии заняли первое место. Одна из них, на которой Светочка, обнимая Ивана, сидит у него на коленке и с заплаканными от счастья глазками смотрит на нас, до сих пор стоит у Дрозда на рабочем столе.

* * *

Вечер прошёл замечательно. Был вкуснейший «полковничий» шашлык и стреляющие жирком, жаренные на мангале «зарубежные» сосиски. Шампанское и армянский коньяк (кому можно). Клюквенный морс и домашний яблочный сок (беременным и детям). Потом была музыка и танцы, где я умудрился подержаться и за живот своей любимой, и за тонкую талию свидетельницы Татьяны. А в заключение был небольшой, но очень душевный концерт. Оказалось, Дроздов-старший очень прилично играл на гитаре (случайно оказавшейся в багажнике их машины), а Кира Михайловна Лядова вполне профессионально исполняла песни и романсы «доельцинской» эпохи.

— Спелись, — довольно кивал Лядов, подливая нам с Ольгой Владимировной Дроздовой коньячку.

Мы им громко и искренне хлопали… Впрочем, хлопали и из-за калитки. Видно местные «активисты» тоже были не прочь послушать импровизированный концерт. Когда уже расходились по гостевым комнатам, долго искали нашу Женьку. Нашли под столом. Ребёнок спал, положив свою белокурую головку на чёрный живот хозяйской собаке — ризеншнауцеру Коре, крепко прижимая к себе своего пятнистого бигля Тимошку. Я хотел их так, всех вместе, и оставить, но Ксюха настояла. Пришлось вытаскивать за ноги всех по одному.

Жениха и невесту в одной комнате не положили. Мама невесты, усмехнувшись, съязвила:

— Не положено. Статус пока не позволяет.

— Да? А не поздно? — удивилась Светлана, погладив свой животик. — А ничего, мама, что я уже на третьем месяце?

Не помогло. Благо дом был большой и места всем хватало. Светлану отправили спать к Татьяне на второй этаж. А для усиления к ним в комнату отправили и Кору. Девчонки, весело переговариваясь, разоблачались и стелили свои постели. Неожиданно Светлана увидела в тусклом свете ночника раздевшуюся до трусиков Татьяну и, не удержавшись, заметила:

— Танька! У тебя фигура — бомба! Всё, где нужно, кругленькое, животик идеальный… а у меня… Скоро буду, как гусыня, ластами загребать, — легонько похлопав себя по чуть заметному животику, сказала Лядова.

— Да брось ты! — засмеялась Таня, повернувшись к подруге. — Через полгода всё изменится, а ещё через пару месяцев в форму войдёшь. Смотри, какая жена у твоего бывшего начальника. Кругленькая, съедобненькая…

— Ага! Возьму Дрозда-младшего под мышку и в спортзал к Ксюше побегу. Так, стоп! А что это у тебя такое, дорогая? — подойдя ближе к Татьяне, встревоженно спросила Света. — Что это у тебя на шее? И на плече… и под грудью… Гематомы? Опять? Танька, ты с ума сошла? Ты опять позволяешь ему над тобой измываться? — яростно наступая на подругу, почти в голос закричала Светлана.

Встревоженная Кора резко вскочила со своего коврика, склонила набок чёрную лохматую голову и глухо зарычала, поглядывая на хозяйку.

— Не ори, Светка! — отбиваясь от рук подруги, недовольно зашипела Татьяна. — Ты чего прицепилась? Это моя жизнь, понимаешь? Люблю я его, идиота! — падая на кровать, нервно ответила подруга.

— Любишь? — с изумлением переспросила Светлана. — Да как можно любить этого шакала? Он же, сволочь, знает, что ты ему ответить не можешь. За что он тебя так?

— Ревнует, дурак! К столбу, к мусорному баку ревнует. Едем в лифте с соседом. Мужику лет шестьдесят. Интеллигент. Поздоровался со мной. Я улыбнулась. Знаешь, что было? Он его чуть…

— И знать не хочу! А если бы твоим соседом был двадцатипятилетний качок? Тогда как? Обделался бы? Урод твой Кот! То-то я и смотрю, что ты его в наши компании не приглашаешь. Наши мужики его бы сразу прибили. Брось его, Танька! Он что, до сих пор у тебя живёт? А кроме мотоцикла своего, у него за душой в тридцать лет есть что-нибудь? — с болью в голосе за подругу спросила Светлана.

— Да сама знаю, Светочка, что меня с ним ничего хорошего не ожидает. Боюсь я его… Я даже представить себе не могу, что будет, если я ему скажу, что всё, мол, расходимся… Он убьёт меня, Светка! — каким-то загробным голосом призналась Татьяна, накрываясь одеялом с головой.

— Убьёт! Убьётся твой Кот! Я вот завтра Ванечке скажу…