— А не заметили, выходил кто-нибудь из бара после того, как вы вернулись? — спросил Шароев.
— Так они все четверо и вышли. Вернее, ещё минут пятнадцать посидели, погалдели, но уже тише… А потом деньги на столе оставили и вышли. Уехали сразу, — уверенно ответил бармен.
— А почему вы уверены, что сразу все уехали? — спросила Виолетта Юрьевна?
— Ну как… Когда заводят четыре байка под вашими окнами, не услышать это невозможно.
Янис Тимофеевич Забирихин подписал протокол допроса, и его увели. А прапорщик-конвойный, глядя на следователя сонными после обеда глазами, ухмыльнувшись в жирные усы, сказал:
— Тащ подполковник, там в первой допросной задержанный Нестеров в дверь долбится. Говорит, что всё написал, как велели.
— Ай, молодец! — потягиваясь, заулыбалась подполковник юстиции. — Тащи его сюда, Иваныч, вместе с тем, что он там накалякал.
По дороге в управление меня так и подмывало остановить машину и прямо здесь начать допрос гражданки Зайцевой Маргариты Сергеевны. На ноже (правда, при беглом осмотре) следов крови я не увидел. Да и смысл ей тащить орудие убийства домой? Хотя она же под кайфом была, могла и не сообразить его выбросить. Да и ополоснуть могла под напором воды. Ну не дура же… Зато шейная косынка! Это уже стопроцентная улика. Точно Светкина. Тогда как она попала к этой… Сняла с шеи перед тем, как горло перерезать? Тварь!
— Послушай меня, Марго! — обернувшись в сторону заднего сидения, тихо сказал я. — Если экспертиза докажет, что это платок с шеи убитой, а этим ножом ты её резала…
— Да поняла я, поняла! — опять задёргалась в истерике наркоманка. — Десятка мне светит!
— Ни хрена ты не поняла, Марго, — глядя перед собой, процедил Зима, — ты, сука, просто не доживёшь до суда.
— Не имеете… Да говорю же вам, уроды! Под кайфом я была! Мне вспомнить всё надо. Дозу дашь, всё вспомню. Клянусь! — брызгала слюной Маргоша, трясясь то ли от страха, то ли от жуткой потребности уколоться.
Приехав в управление, Зимин повёл Зайцеву в «Дежурную часть» оформляться, а я побежал в лабораторию к нашим экспертам. Из «наших» на месте была только судмедэксперт Наташа.
— А где Жорик? — полюбопытствовал я, доставая вещественные доказательства.
— А Георгий Вахтангович спит, — негромко ответила Наташа, забирая у меня из рук два целлофановых пакетика с уликами. — Сказал, что в таком режиме у него мозг отказывается функционировать.
— А этот «спящий красавец» в курсе, что…
— Андрей Васильевич, тише. Разбудите, — приложив палец к губам, прошептала Наташа, показывая куда-то себе под ноги.
— А он что, здесь спит? — удивился я, оглядываясь по сторонам. — Где?
— Сами вы… «красавец», Чапаев, — пробормотал криминалист Гагуа с нижней полки стеллажа. — Я всё слышу и фиксирую… Извини, конечно, но я сутки перед этим дежурил, потом Светочка… Оставляй, мы всё сделаем, не беспокойся. Блин, как же тебя много, Чапаев! — пытаясь обойти меня, сонно бормотал криминалист.
От экспертов я рванул в ИВС. Там сидел мой близкий товарищ, мой самый надёжный опер Ванька Дроздов. Все понимали, что имя Дрозда и близко не может стоять рядом с термином «подозреваемый», но так было нужно. Засадил его в одиночную камеру изолятора временного содержания несостоявшийся тесть не потому, что Иван Макарович сомневался в Ваньке. Он временно изолировал Ивана от всего происходящего, чтобы парень бед не натворил на свою горячую голову. А учитывая все обстоятельства дела, по этому порочному пути Ванька уже стремительно двинулся. Для начала перевернув вверх дном бар и чуть не покалечив бармена только за то, что тот признался, что общался со Светланой.
С дежурным по ИВС я договорился, что он закроет дверь камеры, как только я в неё войду. По дороге в изолятор я забежал в нашу столовую, купил в буфете пару литров молока и сгрёб с витрины все оставшиеся после обеда пирожки и сосиски в тесте.
— Товарищ подполковник, — обратился ко мне дежурный по ИВС прапорщик, — ваш летёха не ест ничего, но и посуду не отдаёт. Пошвырял всё об стену… Оно, конечно, понятно всё, но мы-то тут с какого боку? Заходить и силой как-то, так ну его на хрен… Короче, вы посуду нам в окошко подайте, пожалуйста.
— Ладно, мужики. Как пойдёт, но не обещаю, — не очень уверенно кивнул я и быстро вошёл в камеру.
За мной моментально грохнула дверь, и открылся «глазок» наблюдения. Одиночная камера была небольшой, но с «удобствами». Небольшой откидной столик, присобаченный к стене. Что-то типа табурета на одной, вмурованной в пол, ножке. За невысокой перегородкой дырка в полу «а-ля туалет азиатского типа». Рядом металлическая мойка с допотопным бронзовым краном времён нэпа. А в левом углу узкая шконка с лежащим лицом к стене Ванькой Дроздовым. А, забыл… На полу валялись три эмалированные выщербленные миски, две кружки, куски раздавленного то ли минтая, то ли мойвы… На стене разводы от какой-то жидкости с капустой… Наступив сослепу на кучку макарон с липкой подливкой, я добрался до столика и выгрузил на него всё, что принёс.