Несломленная

В четвертом круге я играю с Сереной Уильямс, мускулистой и боевой. Ей 18, и она действующая чемпионка US Open. Мы с ней никогда еще не играли, но я знаю, что она очень сильна и победить ее будет тяжело. Так и выходит: в первом сете завязывается упорная борьба, тинейджерская битва. Она самая мощная теннисистка в туре, и под палящим солнцем я понимаю, что должна выложиться в этом матче на полную. Я выхожу вперед на тай-брейке первого сета и получаю сетбол. Я пробиваю слева и знаю, что попала и выиграла сет. Но линейный кричит, что мяч в ауте. Телевизионный повтор показывает, что мяч мог зацепить внешнюю сторону линии. Несмотря на мой протест, судья не меняет решение, и это выбивает меня из колеи. Я зарабатываю еще один сетбол при 7:6, и его Уильямс тоже отыгрывает. Она берет тай-брейк – 9:7.

Во втором сете она бомбит меня эйсами – только в первом гейме подает три. В первой партии мне удалось побороться, но в этой – уже нет. Я упала духом и думаю, это видно даже со стороны. До конца матча я не беру ни гейма и вылетаю с US Open – 6:7, 0:6. Психологически я истощена и расстроена поражением, но в то же время какая-то часть меня рада. Четвертый круг US Open – это солидный результат, особенно учитывая безумие семи последних дней.

Журналисты напоминают мне, что на следующей неделе WTA может принять решение об отстранении моего отца от тренерской работы на своих турнирах.

– Что бы они ни решили, я подумаю об этом, когда это произойдет, – отвечаю я. И после паузы добавляю: – Нужно уметь выбрасывать некоторые вещи из головы.

Но выбрасывать из головы хаос моей жизни становится все труднее. Света в конце тоннеля не видно.

* * *

Когда в сентябре я возвращаюсь в Сидней, город гудит олимпийской лихорадкой – он превратился в одну большую вечеринку. Улицы забиты туристами. Сверкают новизной спортивные площадки, и вся страна радостно предвкушает Игры.

И только моя семья лишена возможности испытать олимпийские эмоции. Папа не ездит в Олимпийский парк, несмотря на то что он аккредитован. Меня бесит, что он со скандалом требовал эту аккредитацию, а теперь главное спортивное событие планеты ему совершенно до фонаря. Что до меня, то я только рада, что он не ездит на турнир. Но и маму с Саво он не отпускает. Они должны сидеть дома в Фэрфилде. Город и вся страна могут быть в восторге от происходящего, но мой папа равнодушен, холоден и угрюм. Для него Олимпиада ничего не значит. «Уму непостижимо», – думаю я.

Лесли тренирует женскую команду, и для меня чудесно снова оказаться рядом с ней – я по ней скучала. Кошмары, произошедшие в Нью-Йорке и на Уимблдоне, мы не обсуждаем.

Как бы то ни было, волнующая атмосфера Игр помогает мне развеяться. Я влюбляюсь в обстановку в Олимпийском парке.

Я выступаю в одиночке и в паре – снова с Ренне. Однажды после тренировки она призывает меня к ответу, потому что подозревает, что отец меня избивает. Она считает, что мне нужно убежать от него, и предлагает остаться в олимпийской деревне.

– Оставайся здесь. Он сюда не доберется. На корты его не пустят, – говорит она.

Но, даже если я останусь в деревне, что я буду делать после Игр? Отец запретил мне жить там во время Олимпиады и устроил все так, чтобы для меня сделали исключение. Я стараюсь объяснить Ренне, что не могу скрыться от отца, и при этом не подтвердить ее догадки и вообще не ляпнуть лишнего.

То, что я не живу в деревне, усложняет мой тренировочный и соревновательный процесс, но, как и раньше, на помощь приходит Лесли. Она предлагает подвозить меня на турнир и обратно в Фэрфилд – даже после церемонии открытия. Отец договорился с Олимпийским комитетом Австралии, что я могу не ходить на открытие и закрытие Игр, что по мере их приближения все больше меня расстраивает: я отчаянно хочу поучаствовать в этом огромном шоу, которое обещает подарить кучу эмоций и гордость за свою страну. Однажды по пути домой я рассказываю Лесли, как мне хочется остаться в деревне после открытия и разделить этот опыт с товарищами по сборной. Как и всегда, она меня понимает и тоже не хочет, чтобы я пропустила такое событие.

– Попробуем это уладить, – отвечает она. Она говорит, что попытается переубедить моего отца, чтобы я посетила хотя бы открытие.

Вечером накануне открытия Лесли подвозит меня домой и заходит повидаться с родителями. Папа предлагает ей виски, но она вежливо отказывается.

– Завтра она останется на ночь в деревне, Дамир, – говорит она. – Ехать домой будет уже слишком поздно.

Отец сначала ничего не отвечает и сидит надув свою широкую грудь. Он знает, что транспортная ситуация завтра будет сложной, и он доверяет Лесли.

– Хорошо. Но только завтра.