Через несколько часов он уже собрал вещи и улетел в Загреб. Я снова одна, а я совершенно не умею быть одна – ни на корте, ни за его пределами. Мне грустно, что так вышло. Второй матч я выигрываю 6:4, 6:4, но в четвертьфинале я – полный бардак. Меня снова накрывают депрессия и тревога. Когда я остаюсь одна в своем гостиничном номере, мне кажется, что я теряю рассудок. К тому времени, когда я выхожу на матч, я уже не в состоянии показывать вразумительный теннис и, несмотря на все усилия, во втором сете напрочь теряю концентрацию.
Три месяца я не прикасаюсь к ракетке. Потом кто-то говорит мне об Академии Николы Пилича в Германии. Тин убеждает меня поехать туда, и в конце октября я начинаю работать там с австрийским тренером. Мы добиваемся хорошего прогресса. Я вкалываю больше, чем за весь предыдущий год. Через три недели интенсивных тренировок тренер предлагает мне поехать сыграть турнир ITF.
– Еще рано, – говорю я. – Я три месяца не играла, а тренируюсь только три недели.
Тренер говорит, что не страшно, если я проиграю в первом круге. Можно даже квалификации поиграть. Просто чтобы вернуться в соревновательный тонус.
Я решаю поехать. Поехать и попытаться.
Я стала
Тем не менее мы с тренером едем на турнир ITF в немецкий Исманинг, и там я из квалификации дохожу до полуфинала. Даже что-то зарабатываю.
После моего небольшого всплеска Академия Пилича предлагает мне контракт. Только вот когда я начинаю его читать, оказывается, что каждая неделя тренировок там будет стоить несколько тысяч евро, а также Академия будет забирать 40 процентов моих призовых и рекламных заработков. Кроме того, по условиям контракта я сама покрываю все свои путевые расходы и затраты на тренера, если он путешествует со мной. Моя первая реакция – отказаться, но я все же пытаюсь согласовать другие условия: я готова платить за тренировки в Академии и возить тренеров за свой счет. Договориться нам не удается – у них слишком большие запросы.
К концу года в рейтинге я 621-я. Другими словами, я теннисное никто. Я уже сама сомневаюсь, что когда-нибудь снова наберу форму. Сидя в своей темной загребской спальне, я снова думаю, что проще было бы вообще не жить. Мысли о самоубийстве возвращаются. Я снова погружаюсь в депрессию и сплю по 16 часов в сутки. В таком состоянии я не в силах разглядеть никакого выхода. А что еще хуже, я банкрот. Я ничего не зарабатываю: копеечные призовые с турниров ITF – капля в море моих долгов.
У меня нет ни агента, ни тренера, ни родителей, ни денег. Я лишена возможности видеть брата и общаться с ним; это тяготит меня больше всего.
Тин говорит, что с теннисом надо завязывать.
– Тебе нужно поправиться, чтобы быть в состоянии жить нормальной жизнью. Теннис и соревнования нужно на время задвинуть. В таком режиме ты долго не протянешь.
Я вижу, что он очень переживает за мое психологическое состояние.
У нас наступает очень тихий период. Мы почти не выходим в люди. Он понимает, что я хочу просто быть одна, найти себя. Несколько раз он выманивает меня в короткие поездки на побережье, но в основном я просто сижу дома в тишине.
Я продолжаю набирать вес, но тишина, покой и дни, наполненные ничегонеделанием, оказывают на меня благотворное влияние. А потом еще настроение мне поднимает звонок брата. Он уже не ребенок и, видимо, начинает понимать, почему я ушла из семьи.
Он рассказывает, что, как ни удивительно, мама ушла от отца, и они с ней сейчас живут в Белграде. Отец выгнал ее из своего поместья. Я уверена: это потому, что он так и не простил ее за мой побег. Во всех несчастьях он всегда винит других. Он сам никогда ни в чем не виноват.
Несмотря на расставание родителей, мы с мамой не миримся. В наших разговорах она никогда не раскаивается в своей жесткости последних лет. Через несколько месяцев после переезда в Белград она оставляет Саво и возвращается в Австралию – обратно в квартиру в Фэрфилде.
Вслед за этими семейными переменами и возобновлением общения с Саво ко мне возвращается желание играть в теннис. Мы с Тином решаем провести в Австралии длинный тренировочный сбор перед турниром за wild card на Australian Open-2007. Два месяца я вкалываю в «Мельбурн-Парке», постепенно чувствуя себя на корте все лучше и лучше. Я худею, мои мысли становятся яснее. Мне 24 года, и я попытаюсь снова пробиться в тур.
Я решаю побороться за wild card на Australian Open. В декабре я даю интервью