Глава 12
В понедельник я попыталась притвориться больной и остаться дома.
— Не пытайся меня обмануть, — Сэм закатила глаза. — Ты идешь на занятия. Ты и так много пропустила в старшей школе.
— Мама разрешает мне проводить дни психического восстановления, если я в них нуждаюсь.
— Я не утверждаю, что твое психическое здоровье на высоте. Но тебе нужно тащить свою задницу в школу.
Я не знаю, чего я ожидала, когда пришла на занятия в то утро. Может быть, я думала, что все уже знают о случившемся. Может быть, я надеялась, что Такер передумал и хочет поговорить, а вчерашняя ночь была каким-то жутким кошмаром.
Но когда я шла через школьный двор, никто не поджидал меня, чтобы накричать или сказать, каким ужасным человеком я была. Хотя я и без чьей-либо помощи считала себя таковой. Никто даже не поприветствовал меня. Очевидно, Такер рассказал о случившемся Саре. Потому что она прошла мимо, даже не заметив моего присутствия. И, конечно же, когда Такер проходил мимо — это случилось всего один раз, потому что он, очевидно, ходил теперь на занятия другой дорогой, чтобы избежать встречи со мной любой ценой — он носил наушники и обращал внимание только на свои ноги.
Это был конец. Он ненавидел меня.
Но никто не мог ненавидеть меня больше, чем я сама.
***
Пару недель я бездумно ходила на занятия, мыслями постоянно возвращаясь к тому, что сделала. Я ненавидела Лэсситер за это. Хотя я и знала, что она из себя представляет, ее темная сторона никогда не была так очевидна, как когда она вытянула из меня те злополучные слова в ресторане. Я не отвечала на ее звонки. Не могла заставить себя поговорить с ней. Впервые за все время нашей дружбы я, а не она, сбрасывала телефонные звонки.
Сэм лишь однажды упомянула, что скучает по Такеру. Когда я ничего не ответила, она закончила разговор и больше никогда не поднимала эту тему.
Вместо обеда я ходила в библиотеку. Однажды я даже зашла в отдел ресурсов, чтобы помучить себя воспоминаниями о руках Такера на моем теле и о том, как он отчаянно хотел, чтобы мы были вместе.
Как же отчаянно я нуждалась в нем.
Я проводила все время, подготавливаясь к прослушиванию, но желание участвовать в нем было не таким сильным, как прежде. Перечитывая выбранный мной монолог из «Наш город», я осознала, как похожи слова Эмили о том, что Джордж изменился, на то, что я сама пережила. Был мимолетный момент, когда я подумала не делать этого. Но чем больше я колебалась, тем яснее становилось, что мне нужно отвлечься от всего происходящего. И притвориться кем-то другим, пока я не смогу уйти, казалось действительно хорошей идеей.
Все, что говорилось в объявлении о прослушивании: «мюзикл, написанный и срежиссированный учеником». А в графе «главные роли» было указано только «мальчик/девочка» и «мужчина/женщина».
Люди, заинтересованные в участии, были смущены, но таинственность и волнение сопровождали процесс. В перерывах между занятиями люди шептались о том, кто может быть сценаристом и какой ученик будет режиссером. Ученик старшей школы? Студент колледжа? У спектакля не было даже названия, которое могло бы что-то объяснить.
В день прослушивания я нервничала, стоя в старом здании исторического общественного театра. Очередь, казалось, состояла из пятидесяти человек. Нам пришлось ждать за кулисами, за бордовыми бархатными занавесями, пока каждый претендент читал монолог, а затем пел песню. Сара аккомпанировала на пианино. Мне ужасно хотелось поговорить с ней. Но я боялась, что она специально испортит мою песню, чтобы просто насолить мне. Моя паранойя была сильнее, чем когда-либо.
Голос из-за задней части театра выкрикивал имена конкурсантов. Огни сцены были такими яркими, что мы не могли видеть никого за ними. Я представила себе мужчину в возрасте, сидящего прямо в центре комнаты, с хмурым выражением на длинном лице. Он одет в коричневый жилет поверх застегнутой на все пуговицы рубашки. Его длинные волосы взлохмачены и торчат во все стороны, как будто его ударила молния.
Мне как-то сказали, что я никогда не смогу играть главную роль. Самое меньшее, что я могла сделать — попытаться доказать обратное.