Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

То ли виски с томатом так подействовали, но я отчетливо представил «Боинг», о котором писали, стремительно летящий навстречу смерти и уже приближающийся к скале. Я отчетливо, почти с голографической ясностью представлял то, что могли видеть пассажиры этой обреченной на смерть машины: разрастающуюся в окошке иллюминатора гору, командира воздушного судна, с топором в руке отчаянно пытающегося проломить дверь в кабину, где заперся самоубийца. Рубил, но так и не успел туда проникнуть…

Мы летели в разведенном молоке, и вдруг показалось солнце. Сначала жаркой полосой заиграло на плоскости крыла, на откинутых столиках, куда стюардессы только-только начали ставить подносы с ужином. А потом все пространство под нами озарилось и заполнилось вечерним светом.

Внизу, по пуховому покрову облаков скользила тень нашего «Римского-Корсакова», исполняющего однообразную рокочущую мелодию. Где-то внизу на припорошенных снегом просторах шла своим чередом суетливая жизнь человеческого муравейника, ползли по дорогам мелкие букашки автомобилей, красавец фазан хлопотал в бурьяне возле своей спутницы, пытаясь понять, что же все-таки произошло. Такое было ощущение, что мы навсегда покидаем Землю и устремляемся в некий новый безгрешный мир, где все будет организовано иначе, намного лучше, чем на Земле.

Позже, пробираясь вдоль рядов кресел к туалету, я неожиданно увидел ту самую девушку, которая стояла у подъезда Гранд Отеля и зажженной сигаретой чертила огненное сердце. Та же прическа а-ля Жанна д'Арк.

– Каникулы закончились? Домой? – спросил я негромко, поравнявшись с ней.

Она улыбнулась.

Пройдя несколько рядов и почувствовав ее взгляд, обернулся – увидел, что она смотрит мне вслед с некоторым недоумением.

В тесной кабинке, натыкаясь локтями на стенки, с трудом снял пиджак, оценил свой помятый вид, но, когда понадобилось спустить воду, видно, по ошибке нажал не на ту кнопку, и на меня выехал пеленальный столик для младенцев.

За шторкой рядом с туалетом ужинали и негромко переговаривались стюардессы. Свет в салоне самолета был убавлен до минимума. Пока я ходил, мой сосед уснул. Пришлось его будить, чтобы пробраться к своему креслу. Его рыжина и мощный торс напомнили мне о быках породы лимузин, которых только вчера видел в поле, мокнущих под дождем. Пропустив меня, сосед немедленно заснул и во сне издал дикий аккорд храпа, как будто кто-то нажал басы на аккордеоне, исполняя фугу Баха. Спасли восковые шарики в ушах, и я порадовался, что не забыл их в гостинице.

Поезд снова мчал меня через французские поля и луга, с этими видениями я заснул, а проснулся внезапно от громких хлопков у самого уха. Колеса упруго отпрыгнули от посадочной полосы и вновь к ней прильнули, чтобы уже не расставаться с привычной твердью. А потом, как в театре, жаркие аплодисменты прошли волной от галерки – хвоста самолета – к бизнес-классу, где хорошим господам подают холодное шампанское.

– А ты чего не хлопаешь? – громче других старался мой спаситель. – Давай, блин, просыпайся!

«Римский-Корсаков» был охвачен ликованием. «Полет шмеля» успешно завершился. Подмигивая нам, хлопал в ладоши обладатель кошерной коробки с хумусом, как будто это лично ему удалось посадить в темноте тяжелую машину на скользкую дорожку.

Москва встречала крепкой морозной погодой. Разноцветные аэропортовские огни двоились в окошках, подернутых изморозью. Стюардессы неприятными голосами призывали оставаться на местах до полной остановки. Их требованиям никто не собирался подчиняться. Публика хлопотливо собиралась, доставала сумки, пакеты из багажных отсеков, выстраивалась в проходе. Сосед неожиданно легко подхватился, напоследок мотнул головой и, расталкивая стоявших, двинул к выходу. Уже в аэропортовском коридоре на мгновение мелькнули его скрепленный резинкой, как у молодого петушка, рыжеватый хвостик и чернильная ящерица на шее. Набычившись, он мощно и сосредоточенно шел подобно ледоколу, раздвигая идущих впереди своим напором.

Подробности гибели Бернара открылись спустя два года, когда в конце лета мы вновь все съехались в небольшой городок под Бордо отметить то ли юбилей, то ли выход на пенсию его вдовы Мари-Клод. Оказывается, за день до смерти он внезапно вышел на людное шоссе прямо перед носом тяжелого грузовика. Седрик, его младший сын, который в этот момент был с ним рядом, успел схватить его за полу пиджака и оттащить от дороги. По помертвевшим серо-голубым глазам отца он понял, что с ним что-то не так. На следующий день Бернар повесился у себя в комнате, предварительно изнутри заперев ее на ключ. Когда взломали дверь, из петли вытащили уже остывшее тело.

Помимо ближайших родственников Мари-Клод, собрались ее бывшие сотрудники. Празднество проходило в социальном здании при кладбище в тридцати километрах от Бордо. Все сошлись на том, что место выбрано удачно. В большом котле (еще большем, чем тот, в котором варили ритуальный русский борщ) приготовили паэлью – рис с креветками, мидиями и овощами.