Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера

Стремясь опубликовать результаты своих исследований, А.Л. Чижевский с юношеским максимализмом ни о каких предосторожностях не помышлял. Хотя находились добрые советчики, рекомендовавшие ему сконцентрироваться на изучении влияния солнечной активности на растительный и животный мир, а не на людей…

Подобно Копернику он полагал, что научные знания хотя и рассчитаны на все времена, но прежде всего они необходимы современникам.

Ему уже в открытую говорили: «Не надо касаться социологии и политики. Законы общественного развития давно открыты Марксом, Энгельсом, Лениным, и Солнце здесь ни при чем. В противном случае у вас будут большие неприятности». Чижевский на это возражал: Солнце играет активную роль в биологических процессах. Игнорировать это – значит идти против научно доказанных фактов.

Очевидным слабым местом его гипотезы оставался пока не проясненный вопрос, на который у него на тот момент не было ответа.

Между тем вопрос – ключевой: каким образом это влияние осуществляется? Какова физиология процесса передачи энергии возбужденного Солнца всему живому на Земле?

Да, он установил факт, открыл параллелизм деятельности двух удаленных одно от другого веществ: солнечной материи и головного мозга человека. Именно так – осторожно – Чижевский сформулировал феномен влияния солнечной активности на мозг человека. И это не скрылось от внимания въедливых оппонентов.

В пятидесятые годы, еще при жизни А.Л. Чижевского, начали появляться факты, подтверждающие влияние солнечной активности и магнитных полей на коллоидные системы, сходные с теми коллоидами, из которых состоят клетки нашего тела, в том числе ткани головного мозга. Открытие принадлежит профессору Джорджио Пиккарди, директору Института физической химии в Италии во Флоренции. В соответствии с программой Международного геофизического года в разных точках земного шара группой исследователей под его руководством систематически проводились эксперименты, в которых контролировалось состояние всегда одинаково приготовленной коллоидной системы. Всего таких экспериментов было свыше 250 тысяч, и в подавляющем большинстве случаев с бесспорной очевидностью удалось установить влияние солнечных вспышек, магнитных бурь на химические процессы в коллоидных системах.

Если космические силы оказывают столь мощное воздействие на неорганические коллоиды, – рассудил Пиккарди, – то они равным образом должны оказывать такое же влияние на коллоиды живых организмов.

Результаты этих исследований очень воодушевили А.Л. Чижевского. Это были первые звенья доказательств опосредованной цепочки сложного механизма передачи энергии Солнца клеткам, органам и тканям человека.

…В Ленинград Чижевский приехал с рекомендательным письмом к Ивану Петровичу Павлову. Прежде он не встречался с ним, но сразу же узнал его по портретам, которые раньше видел в газетах и журналах. Темно-синий костюм, жилет, белая манишка с темными пуговицами и небольшая бархатная бабочка с опущенными книзу концами. Нижнюю часть лица полностью скрывали белоснежные, точно сбитые из сливок, борода и усы, так что о мимике можно было только догадываться. Но взгляд живой, проницательный.

Павлов к тому времени был уже Нобелевским лауреатом, автором уникальных исследований условных рефлексов, которые принесли ему мировую славу, однако даже намека на высокомерие, как отметил Чижевский, в нем не было. После краткой беседы, надев халат, Иван Петрович предложил гостю осмотреть лаборатории.

Александр после вспоминал тяжелый запах псины всюду в помещениях, куда они с Павловым заходили. На столах стояли деревянные станки, в которых находились подопытные собаки разных пород. Откуда-то, по-видимому, из операционной, он отчетливо услышал разносившийся по всему зданию жалобный вой…

Когда они вновь оказались в кабинете, Чижевский, набравшись смелости, рассказал ему вкратце о Циолковском и вопросах, на которые он хотел бы получить ответы. И прежде всего вопрос о том, насколько могут быть опасны для человека чрезмерное ускорение в момент разгона ракеты до космической скорости, а также последующая за этим невесомость.

Павлов никаких особых соображений по этому поводу не высказал, но как физиолог дал весьма ценный совет: для имитации перегрузки в земных условиях – использовать центрифугу. И между делом спросил, не слишком ли торопится Циолковский и, вообще, нужно ли это, ведь так много нерешенных проблем на нашей планете…

– Вот это успех! – поздравляли Чижевского на следующий день. Никто не думал, что Павлов будет разговаривать на эту тему. Ведь Павлов – сухой человек. Иное дело – Бехтерев. Психиатр, невропатолог. Посмотрим, что он предложит Циолковскому. От Бехтерева можно ожидать самых необычайных поступков. Павлов – классик, Бехтерев – романтик, притом восторженный.