Неслышный зов

Комната Сусанны оказалась убранной по-девичьи: кровать застелена белым покрывалом, подушки накрыты кружевной накидкой, а круглый столик — кремовой скатертью. На стене у кровати висел ковер, на котором было изображено озеро с белыми лилиями и выводками утят. На полу покоился серый, с синим орнаментом коврик и стояли шлепанцы. Ореховый шкаф и небольшой туалетный столик с множеством ящичков сверкали полировкой.

Сусанна показала, где у нее хранятся чашки, сахарницы и молотый кофе.

— Электрическая плитка и кофейник в кухне, — сказала она. — Надеюсь, сам сумеешь сварить? Правда, никакой другой еды у меня здесь не осталось. Завтра постараюсь что-нибудь принести.

Перед уходом Сусанна смерила у меня температуру и ужаснулась:

— Тридцать восемь и шесть! То-то, смотрю, какой румяный. Сейчас же в постель!

Достав полотенце, мыло, зубной порошок и щетку, она отправила меня в ванную.

Когда я вернулся, постель была уже разобрана. Сусанна дала мне две таблетки аспирина и в стакане кипяченой воды.

— Выпей и немедля ложись! — приказала она. — Я приду завтра утром. Без меня никуда не уходи.

Попав из ледника Седьмого неба в теплую комнату, я как бы стал оттаивать. И тут дрожь охватила тело…

С трудом раздевшись, я лег в постель и укрылся с головой. Дрожь усиливалась, я не мог сжать челюсти: лязгали зубы.

Потом стало жарко и тело покрыла испарина. Начал душить сухой кашель. Он разрывал легкие. Я дохал так, что в глазах плясали огненные круги и молнии.

Забылся лишь под утро в горячечном, беспокойном сне.

В комнате уже было светло, когда из розовой мути появилась Сусанна. Прохладной и мягкой рукой она тронула мой лоб.

— У тебя жар. Надо вызвать доктора.

Она ушла звонить по телефону. Вернулась со стаканом чая, в котором плавало два кусочка лимона.

— Пей. Лимон полезен.

Сусанна помогла мне приподняться и стала поить. Сделав два глотка, я почувствовал головокружение и подкатывающуюся тошноту. Боясь, что меня вырвет, я отстранил стакан, отвалился на подушки и зажмурил глаза. Мне больно было смотреть на свет.

В полдень появился доктор — тощий очкарик с холодными как лед руками. Оголив меня, он простукал грудь и стал прослушивать легкие, сердце…

— Воспаление легких, — определил доктор. — Придется ставить банки, горчичники… Регулярно принимать микстуру.

Он выписал несколько рецептов и ушел.

— Вот и позвала, — сказал я Сусанне. — Сколько хлопот доставил. Ты не беспокойся, я уйду. Только пусть головокружение пройдет.

— Выкинь это из головы. Ты погибнешь в своем холодильнике.

— Тогда отправь в больницу. Я не хочу быть обузой.

— Никуда я тебя не отпущу, буду за тобой ухаживать.

— Разве у тебя нет других дел?

— С ними можно повременить, ты дороже…

Она еще что-то говорила, но в мои уши словно прорвался шум прибоя и непрестанный звон. Я не мог уловить смысла слов. Постель качало, как лодку на волне. То суденышко вздымалось вверх, где солнце слепило глаза, то проваливалось в серую муть, кружилось в водоворотах…

Солнце, похожее на расплавленный металл, множилось, оставляя за собой пышущие жаром блины. Колышущийся знойный воздух наплывал волнами, сушил рот и горло. Я не мог выговорить слово «пить» и только шевелил шершавым языком.

Сколько времени длилось это бредовое состояние, я не представлял себе. Кто-то поил меня с ложечки, подставлял таз и держал лоб, когда тошнило, менял мокрую рубашку, укрывал.

Это же мама! Конечно, она. Я узнал ее мягкие, добрые губы. Она всегда ими прикасалась ко лбу, когда хотела узнать, не спадает ли жар. Это ее, а не чьи-нибудь руки нежно дотрагивались до меня. Как в далеком детстве, они убирали со лба волосы, накладывали холодные компрессы, гладили лицо, кормили, давали лекарства…

Я хватал мамины руки и благодарно целовал их запекшимися губами. Но я почему-то не мог раскрыть глаза и взглянуть, изменилась ли она.

— Мама, прикрой свет, — попросил я. — Мне и Диме было плохо без тебя. Где ты была столько времени? Ты ведь не умерла, нет! Я знаю, Анна нас обманывала: говорила, будто тебя вместе с малышкой Ниной закопали в землю. Анна нас колотила. Нам тебя очень недоставало. Как ты узнала, что я болен? Алла или Нина сказали? Знаешь, они славные девчонки. Иногда даже чем-то похожи на тебя… Подожди, не отнимай руку, не уходи… когда ты прикасаешься, мне всегда легче. Я скоро поправлюсь, не горюй. Скажи Сусанне — пусть не беспокоится… Как чуточку станет легче — я уйду, освобожу ее кровать. Вот нахал, пришел в гости и свалился. Сколько же дней я болею?

После многих бредовых ночей я наконец открыл глаза и не почувствовал рези. В комнате еще стояла предутренняя мгла. Рядом со мной лежала полураздетая женщина в длинных чулках, в черном трико и розовой рубашке, обшитой в вырезе тонкими кружевами. Каштановые волосы разметались по подушке и закрывали лицо. Она спала не на кровати, а на приставленных к ней стульях. На спинке висел зеленый халатик.