Неслышный зов

— Да-а, в такую погодку на лед не выходи, закружит, — зная свой залив, отозвался старик. — Намерзлись небось? Сейчас я вам чайку согрею.

Напихав в железную печурку сухого камыша и мелко нарубленных поленьев, он все это поджег. Печурка загудела и затряслась, распространяя приятное тепло.

Старик, пыхтя трубкой, нарезал ломтями хлеб, круто посолил его и уложил на раскаленную печурку.

— Сахаром не балуюсь, с солькой скусней, — сказал он.

Кипяток в медном чайнике согрелся довольно быстро. Сторож наполнил им жестяные кружки, подлил из фаянсового чайника настойки из шиповника и предложил:

— Берите сухарики и пейте.

Чай с соленым поджаристым хлебом показался фабзавучникам необычайно вкусным. Насытившись, они поблагодарили старика и стали присматриваться, нельзя ли где-нибудь здесь покемарить.

— Что, уморились? — спросил сторож и принялся сдвигать скамейки. Потом вытащил из ларя два тулупа.

— Постелите и укладывайтесь. Простыней и подушек не имею.

Расстелив тулупы на скамейках у правой стены, Нина и Ромка, сбросив обувь, улеглись.

Постель получилась мягкой и теплой. Острый запах овчины не был противен, от тулупов веяло уютом кочевников.

Утром Шумову и Громачева разбудили голоса фабзавучников, прибывших в Стрельну на лыжах.

Ромка вскочил, потрогал печурку. Она была холодной. И сторож куда-то делся.

— Обувайся скорей, — сказал он Нине. — Ребята пришли, засмеют.

— А мне наплевать, — ответила она и тут же принялась зашнуровывать ботинки.

В это время дверь яхт-клуба распахнулась. В помещение гурьбой вошли лыжники. Запахло мокрой шерстью, кожей, потом.

— Ну и чудики! Как вы могли заблудиться? — недоумевал Лапышев. — Прямой путь. И ориентир великолепный — залив.

— Они друг другу головы вскружили, — заметил кто-то.

После завтрака буера выкатили из ангаров на лед. Эти легкие крылатые сани с поскрипывающими мачтами походили на яхты, рвущиеся в залив.

Вдали виднелся остров Котлин. Замерзший залив на всем пространстве оказался засыпан прилизанным снегом, но во многих местах виднелись синеватые плешины чистого льда.

Первыми двинулись в путь десятиместные великаны с высоченными мачтами, оснащенные полным набором парусов. Разогнавшись, они полетели, будто птицы, готовые оторваться ото льда.

Шумова с Громачевым устроились на небольшом трехместном буере «Соколенок». Его паруса некоторое время обвисали, затем так внезапно надулись, что «Соколенок» прыжком сорвался с места и понесся с такой стремительностью, что попавшийся на пути сугроб разлетелся, словно рой белых мух.

Буера с накрененными парусами летели по заливу со скоростью курьерских поездов. Ветер рвал одежду, свистел в ушах. На одной из зеркальных плешин ведущий конек «Соколенка» врезался в едва заметный бугорок. С коньком ничего не случилось, он перерезал преграду, а Громачев не удержался в буере и по инерции вылетел на лед и метров тридцать скользил на спине.

Облегченный буер умчался дальше и пропал за снежными завесами.

Снег набился за ворот и в уши. Отряхиваясь, Ромка корил себя за нерасторопность.

Правей, звонко хлопнув, взлетела красная ракета. Там, видно, что-то случилось. Все буера развернулись и помчались на помощь.

Но вот снова мелькнул «Соколенок» и, сделав полукруг, ослабил ход. Встревоженная Нина подбежала к Ромке:

— Не ушибся? Цел?

— Ободрался малость, но ничего. Что там стряслось?

— Не знаю.

Нина опять отдала Громачеву одну свою рукавичку. И они, крепко держась за борта, отправились на «Соколенке» к месту происшествия.

Аварию потерпел буер-великан, наткнувшись на треснувшую и выпиравшую краем льдину. Фабзавучников разбросало. Легкие сани буера опрокинуло, полоз первого конька погнуло, а мачта сломалась…

Едва товарищи успели поймать оторвавшиеся паруса и утихомирить их, как на берегу раздался вой сирены, далеко разносившийся в морозном воздухе.

Сирена требовала вернуться на базу.

«Соколенок» подкатил к яхт-клубу раньше всех. Шумова и Громачев, лежавшие на обледенелой парусине, так промерзли, что не могли вымолвить ни слова. Кататься им больше не хотелось. Взявшись за руки, они побежали греться к печурке.

Их уже не пугало то, что насмешники назовут их женихом и невестой.

НА ТЕМНОЙ ЛЕСТНИЦЕ

После лыжного похода Ромку стало тянуть к Нине. Видно, то же самое творилось и с девчонкой, потому что ежедневно в столовке фабзавуча он натыкался на ее вопрошающий взгляд.

В фабзавуче и общежитии нелегко встречаться украдкой. Боясь насмешек, Нина и Ромка придумали условный язык. Квартиру Сергея Евгеньевича они называли постом номер один. Постом два был пустынный переулок за мостом. Три — каток. Четыре — касса кинотеатра «Пчелка». В этой старенькой киношке самым дешевым был последний ряд на балконе.

Увидев Нину в фабзавуче, Ромка подходил к ней как бы поздороваться и скороговоркой спрашивал:

— Пе три или четыре?

— Два, в одиннадцать, — отвечала она, если вечером была очень занята.