— Нет, — зашептала Слоник. — Отделался синяками и порванной курткой. Там, где вы дрались, милиционеры нашли кастет. Юра сразу узнал, такие в вашем цеху отливали. Прохорова и Маслюкова на допрос вызывали. Но они ни в чем не сознались. Вашего мастера по настоянию Вани Калитича уволили.
— А как живгазета?
— Полным ходом репетируем. На твои роли дублеров взяли. Желающих больше чем нужно.
— Хотят так же по башке получить? — пошутил Ромка.
— Молчи, тебе разговаривать нельзя, — вмешалась Нина. — Мы тут киселя и морсу принесли. И яблок немного. Поправляйся.
И она стала выкладывать из сумки в тумбочку принесенные банки и кульки.
Нина крепко сжала Ромке руку и шепнула: «Я без тебя скучаю, выздоравливай скорей».
Оставшись один, Громачев задумался: ему не первый раз попадает за сочинительство. Может, характер излишне подковыристый? Почему так злятся? Прямо готовы убить. Впрочем, на литераторов всегда нападали, особенно на сатириков. Чем они упорней отстаивали свои принципы, тем сильней их наказывали. Побеждают сильные духом. Готов ли он к такой жизни?
Ромка еще недостаточно знал себя и не мог заранее сказать, как бы он поступил в том или ином случае, но уже твердо был уверен, что не отступится от сочинительства, не бросит его.
Через неделю в больницу пришли Лапышев и Домбов. Они принесли кучу новостей.
— В литейке новый мастер, — сообщил Юрка. — Он из матросов. Иваном Силычем зовут. Член партии с семнадцатого года. Мужик свой, но без всякого панибратства. Совсем непохож на Пал Палыча. Лестницу трапом зовет, завалочную площадку — мостиком. А когда подавал сигнал на заливку, то крикнул: «Свистать всех наверх!» Ребята Силыча боцманом прозвали.
— А что с Прохоровым? — поинтересовался Ромка.
— Это он хулиганов подговорил, — ответил Юра. — Установить было нетрудно. Маслюков и другие ребята кастеты из бронзы отливали, а Прохоров — из чугуна. Тебя ударили чугунным. Сломанную половинку милиционеры нашли. Оказывается, Прохоров всю шпану своей улицы кастетами снабжал. Не ты один покалечен. Его выгнали из фабзавуча и, видно, будут судить.
— Вот это ни к чему. Ребята и так на нас окрысятся, — рассуждал Ромка.
— Ничего подобного, Прохорова мало кто переваривал. Разве что Маслюков.
— Ну а с Пал Палычем как?
— У следователя никто из ребят относительно посторонних отливок не проговорился. Не хотели Пал Палыча под тюрягу подводить. Его уволили только за то, что не сумел в цеху порядка наладить. Легко отделался. Теперь, говорят, маркером в бильярдной устроился.
— А живгазетчики не разбежались?
— Наоборот, много новичков пришло. Выступление прошло под аплодисменты. Тебя вызывали. Сначала, конечно, мы от волнения задыхались и спотыкались, потом разыгрались. Хочешь, покажем, как с Толей бурсаков изображали? Он был Гороблагодатским, а я — Тавлей.
Сделав зверские физиономии, ребята дикими голосами запели:
Затем с прибаутками стали показывать, как надо терзать, стегать и устраивать «волосянки».
Видно, сценка Лапышеву и Домбову пришлась по вкусу. Они с удовольствием разыгрывали ее. Анатолий даже научился ходить как-то боком и делал такую физиономию, что всех в палате рассмешил.
Из больницы Громачев вышел осунувшимся. Сбритые волосы еще не отросли.
— А-а… болящий явился! — шумно встретили его литейщики.
— А ну, калека, показывай, какой след наши кастеты оставляют?
Они окружили Ромку и стали рассматривать шрам.
— Фу-у! Мы думали, черепушка расколота, а тут шрамик паршивенький! — говорили насмешники.
— Вам сотрясения мозга мало? — вставил Лапышев.
— Слушай, а после сотрясения он что, истчо умней станет или вовсе очумелым? — спросил Тюляев.
— Сам-то ты очумелый. Простой грамматики освоить не можешь. Истчо!
Судя по дурашливым репликам, ребята не считали Ромку главным виновником перемен.
Новый мастер-литейщик встретил Ромку радушно.
— Ах вот ты какой герой, — увидев Громачева, сказал он. — Я думал, заморыш какой, раз дал себя обидеть. Боевых ран не стыдись. Мы, старая гвардия, гордимся ими. Ты думаешь, прежде среди мастеровых хулиганов не было? Были, да еще какие — с мясниками из «черной сотни» на нас нападали. Приходим в цех после потасовки — у одного глаз подбит, у другого скула на сторону или нос раздуло. А не унывали, бывало, дразнили друг друга да посмеивались.
— А я и не унываю. Меня кастетом не запугаешь. От своего не отступлюсь.
— Ну и добро, — заключил мастер. — Так держать!
Иван Силыч на вид казался мужчиной среднего телосложения, но чувствовалось, что у него крепкий костяк и литая мускулатура. Крупное лицо моряка было несколько попорчено оспой.
Зимой Калитич предложил устроить лыжную вылазку на буерную станцию в Стрельну.
Лыжи и путевки достали быстро. Но нужно было кому-то вечером съездить в Стрельну и договориться о прогулке на буерах.
— Гром, не хочешь ли прокатиться со мной? — спросила Нина.
— С полным удовольствием, в любой час дня и ночи, — галантно ответил Ромка.