Неслышный зов

— Только мы отправимся не на поезде, — сказала она, — а, как все, на лыжах. Хватит у тебя силенок?

— Надеюсь, а в случае чего ты возьмешь меня на буксир.

— Ты что, никогда на лыжах не бегал?

— Бегал, но на самоделках!

В субботу, выбрав лыжи с хорошим креплением, Шумова и Громачев отправились в трамвае на окраину города.

На кольце у Северной верфи они сошли, прикрепили лыжи: она — к ботинкам, он — к бутсам, и двинулись вдоль залива к Стрельне.

Нина скользила впереди. В вязаной шапочке, в мохнатом сером свитере, черных рейтузах и короткой юбчонке, она походила на низкорослого крепыша-мальчишку. Шаг ее был накатистым. Ромка едва поспевал за ней.

Минут через пятнадцать Нина остановилась и, дождавшись его, сказала:

— Гром, смотри, какая аппетитная гора слева. Слетим разок, а?

— Да я не прочь, — ответил он. — Только как со временем? Уже темнеть начинает.

— До темноты далеко, успеем, — заверила она. — Поворачивай!

У горы Ромка снял лыжи и, взяв их на плечо, стал подниматься, утопая по колено в снегу. Нина же, ставя лыжи елочкой, поднялась раньше его. На вершине она взмахнула руками и, согнувшись, помчалась с такой скоростью, что снег завихрился…

Ромка ринулся вслед. Лететь так лететь! Пусть ветер свистит в ушах и режет глаза. Дышать нечем? Внизу надышимся…

Впереди бугорок. Шумова взлетела, как на трамплине, и зарылась в сугроб. Ромка, пытаясь обойти ее, затормозил, но не удержался, упал на руки и, сгребая снег в кучу, покатился…

Снег набился за шиворот, в рукава, таял и жег под фуфайкой. Громачев с трудом поднялся. Нина, хохоча, отряхивалась рядом. Ее лицо было покрыто мелкими капельками. Казалось, что она не смеется, а весело плачет.

— Ну как, Гром? Слетим еще разок?

— Нет, с меня хватит. К тому же рукавицы посеял.

— На будущий год дюжина вырастет.

Они вместе принялись рыться в глубоком снегу, но рукавиц не нашли.

— Ладно, не будем попусту времени тратить, — беспечно сказал Ромка. — Пошли дальше.

— У меня палки наверху остались, — вспомнила Нина. — Подожди минуточку.

Она вновь забралась на гору, подобрала палки и ринулась вниз. Не останавливаясь, пронеслась мимо Ромки и покатила к заливу. Ему пришлось догонять ее.

Они долго шли по хорошо укатанной лыжне, и, когда Громачев стал догонять Нину, ей вдруг вздумалось свернуть на заснеженный лед.

— Так ближе будет! — крикнула она.

На заливе ветру раздолье. Он вздымал ледяную пыль и швырял ее в лицо лыжникам, слепя их и запорашивая.

Выбившиеся из-под шапочки волосы Шумовой выбелило. Щеки покраснели и словно стали бархатными. А Ромка под пронизывающим ветром то и дело поеживался.

Ветер усиливался. Издали надвигалась зловещая муть. Зализанный снег поскрипывал под лыжами.

— Прибавь шагу! — крикнула Нина.

Но попробуй усилить ход, когда ветер бьет в грудь, норовит сбить с ног!

Ночь наползала на залив непроглядной свинцовой синью. Впереди ни звезд, ни огонька.

— Туда ли мы идем? — усомнился Ромка. — Взяли слишком вправо. Поворачивай к берегу!

Шумова сделала полукруг, обходя возникшие из мглы торосы.

У Ромки пальцы уже не разгибались. Их раньше нестерпимо кололо и жгло, а теперь они стали деревянными. Он остановился, ударил кистями рук по бедрам и… ничего не почувствовал. А Нина уходила во вьюжной мути.

Заложив два пальца в рот, Громачев хотел свистнуть, но у него ничего не получилось. Пальцы оставались скрюченными.

— Нина, стой!.. Остановись! — заорал он. — У меня руки обмерзли.

— Что случилось? — вернувшись, спросила Шумова.

— Руки не действуют… кажется, отморозил.

— Чего же ты молчал? Я могла дать свои рукавички.

Нина принялась снегом растирать его окоченевшие пальцы, а они не разгибались.

— Какой же ты глупый! Почему не сказал раньше? — отчитывала она его.

Громачев принялся дышать на пальцы, засовывать в рот и по-медвежьи сосать…

— Постой! — решилась Нина. — У меня под свитером жарко.

Шумова пропустила его руки под толстый пушистый свитер себе на грудь и прижала к телу. От прикосновения окоченевших пальцев она вздрагивала.

— У-уй… К-какие… Ле-лед-дяшки!

Потом она принялась теплыми ладошками растирать его уши и щеки.

— Какие мальчишки мерзляки!

Постепенно он стал чувствовать, как кровь толчками, щекоча и покалывая, проникает в кончики пальцев.

— Х-хватит… д-довольно! Т-ты мне уши оторвешь!

Пальцы, обретя способность шевелиться, не желали покидать приятное убежище.

— Руки вон! — скомандовала Нина. — Вот тебе левая рукавичка, согревай в ней руки по очереди.

Пора двигаться дальше. Но куда? Вокруг воющая мгла. Она все закрыла. Если пойти по льду залива, то, чего доброго, потеряешь направление и попадешь в Финляндию. Надо к берегу. Но где он?

Поблуждав в торосах, Ромка с Ниной решили обождать, когда стихнет пурга и станут видны огоньки Стрельны или кронштадтские маяки. В сугробе у вздыбившейся навесом льдины они лыжами вырыли углубление, похожее на пещеру, и уселись в него.

— Ты только не засыпай, — сказала Нина. — Опасно.

— Учи маленьких, — отозвался Ромка, натягивая рукава фуфайки на кисти рук. — Замерзают в мороз, а сейчас и десяти градусов нет.