Неслышный зов

Но Коковцева все же не исключили, а дали лишь выговор и предложили исправить анкету.

После бюро Громачев и Лапышев пошли домой пешком, чтобы хоть немного побыть на воздухе. По пути Роман спросил:

— Слушай, Юра, у тебя нет ощущения, что Рубинская своей активностью загоняет нас в угол и заставляет действовать так, как ей угодно? Она вынюхивает, выискивает порочащих предков и заставляет нас ожесточаться против тех, кто порвал связи с родителями. Многие из них стали честными работягами. Ведь бытие определяет сознание, а не прошлое деда или бабки.

— Так-то так, Рубинская, конечно, стервозная баба, но я, отсекр, вынужден поддерживать ее стремление очистить комсомол и институт от чуждых, ненадежных элементов. Этого требует классовая справедливость. В прежние времена тебя бы не допустили к высшему образованию. Со свиным рылом не суйся в калашный ряд. Почему же мы должны быть снисходительны к выходцам из дворян, купцов, кулаков? Так что я сознательно не останавливаю Рубинскую. Пусть проявляет бдительность, расшевеливает благодушных. Ею прямо какой-то бес руководит.

— Имя беса известно — стремление выделиться из массы, обрести популярность и… сделать карьеру. Может быть, занять твое место. Знает, что отсекру положена повышенная стипендия. Она ведь ни от чего не отказывается.

— Ты, по-моему, преувеличиваешь, просто у нее прорва энергии, которую некуда девать. Возьмись переключить ее на себя.

— Нет уж, брат, даже на необитаемом острове я бы обошел ее стороной. Пяткин говорит, что эта краля с хитрым заводом. Хотя глаза и зеркало души, но ему встречались отъявленные стервы с невинным лицом и безмятежно голубыми глазами.

— Пяткин, конечно, крупный знаток женской души. Но не злословит ли он потому, что его начисто отшили? А это обидно, приязни не вызывает. Слушай, Роман, а почему мы не привлекаем его к активной деятельности? Он бы мог интересные вечера устраивать, физкультурой руководить. Обязательно поговори, хватит ему вола вертеть.

— Попробую вовлечь, но навряд ли получится, он считает себя переростком. Пора, говорит, в ветераны переходить.

На следующий день Громачев поймал в коридоре Пяткина, завел разговор о его включении в комсомольскую работу.

— С удовольствием… Сам хотел поговорить с вами, — стал уверять Степан. — Но у меня такой камуфлет получился, что скоро на бюро драить и песочить будете, вплоть до исключения.

— Не треплись. Что ты такое мог сотворить?

— Надеюсь, ты не продашь меня? Буду предельно откровенен, но, учти, только с тобой. Писателям в такие истории нужно вникать. Помнишь, Кирпичников приглашал меня колодец чистить? Так я отомстил ему за всех отстающих по математике. Скоро кляузное заявление принесет…

И вот что Пяткин рассказал по секрету:

— Человек никогда не знает, где ему уготовлена ловушка. Сам Кирпичников на дачу не поехал, сунул мне десятку и сказал: «Там жена вас ждет». Еду в поезде и думаю: какая-нибудь мымра профессорская встретит. Будет ходить по пятам, наблюдать, чтобы не спер чего, и нудить. Нахожу дачу в переулочке, нажимаю электрическую кнопку в калитке… и вдруг чудо! Выходит на крыльцо молодая улыбчивая крепышка. На вид — меньше тридцати. На ней сарафанчик пестрый и шлепанцы. Мы все в этом мире рыщем в поисках подружки, которую не суждено найти. А тут открывает калитку та, о которой давно мечтал. Глаза живые, прозрачные, словно изумруды. И фигурка точеная. Явная физкультурница. У меня ноги к земле пристыли; казалось, кондрашка от неожиданности хватит.

«Что вас так удивило?» — спрашивает она. А сама не может сдержать улыбку.

«Знаете, я полагал солидную даму встретить. Может, не по адресу попал?»

«Вы водолаз?»

«Да, бывший».

«Я тоже ждала огромного дядьку в скафандре с медной головой. Думала, заставит меня в шланг воздух качать».

«Как вас величают?» — спрашиваю.

«Зовите просто Алей».

«А меня кличут Степаном. Водолазного костюма, к сожалению, нет, да он и не нужен. Придется в трусах действовать».

«А вы не простудитесь? Колодец глубокий, в нем мы молоко студили».

«Неужто у вас для меня не найдется чего-нибудь согревающего?»

«Не беспокойтесь, будет».

Вначале я не полез в колодец, а бадейкой всю воду вычерпал. На это чуть больше часа ушло. Потом приволок длинную лестницу, вставил ее в колодец, разделся до трусов и Але говорю:

«Буду грязный песок в бадейку накладывать, а вы воротом вытаскивайте. Извините, Алечка, что вас вовлек, — одному не справиться…»

«А я вас не убью? — с опаской спрашивает она. — Вдруг ручку не удержу? Бадейка тяжелая».

«Ничего, я лестницей прикроюсь».

Начал я работать на дне колодца, а там холодюга, как в леднике. Бадеек десять отправил наверх и так озяб, что пальцы сводит и дрожь во всем теле.

Вскарабкался я по лестнице, сел на край сруба и прошу:

«П-п-ринесите с-стакан-чик ч-чего-н-нибудь. Т-терпежу н-нет!»

Видя, как у меня зуб на зуб не попадает, она всполошилась:

«Хватит вам на дне сидеть. Песок уже чистый пошел, довольно его выбрасывать».

Потащила меня в дом, накинула на плечи плед и стаканчик наполнила. Я хлопнул залпом и… глаза вытаращил, рот закрыть не могу. Оказалось — спирт неразведенный.