Несметное богатство[сборник]

Мороз крепчал, пощелкивал стволами больших деревьев. В сумраке будто затаились обледенелые ели, светились куржаком березы и орешник. Холод заползал под воротник разгоряченных охотой людей, стало клонить в сон. Каждому захотелось скорее домой, к теплу, но все молчали Лишь издалека доносился голос хозяина Трубача — Имама, звавшего свою собаку. То один, то другой охотник приходили ему на помощь. Но Трубач не отзывался. Только ветер в ответ шумел в кронах деревьев все сильнее и сильнее. Пробовали стрелять — тоже безрезультатно. Видимо, Трубач продолжал азартно гнать зверя и находился так далеко, что никакие посторонние звуки до него не доходили.

Говорить было не о чем. Всех одолевало одно желание — скорее покинуть неприветливый ночной лес. Испытывая неловкость, по общему молчаливому согласию, решили, наконец, ехать домой, не дожидаясь собаки. В глаза друг другу не смотрели: бросать в лесу собаку совестно.

У загашенного костра оставили краюху хлеба. Хозяин Имам до опушки леса прошел пешком, чтобы Трубач по следу мог взять направление. В последней надежде, что он услышит и отзовется, выстрелил два раза в воздух.

Потом все сели в машину и так же молча уехали в город. Охотничьи трофеи не радовали. Казалось: лес опустел и стал еще угрюмей, сумрачней.

Всю ночь мела колючая поземка, старательно засыпая ночные следы.

На другой день мы все, кроме Имама, — он поехать не смог — направились к вчерашнему месту охоты.

В морозной утренней дымке среди больших ветвистых деревьев промелькнула тень. Трубач! Но как он сгорбился и похудел за эту длинную морозную ночь! Очутившись один в ночном лесу, он растерялся. Днем все иначе, рядом хозяин, другие охотники, все понятно и просто. А сейчас все настораживало, непонятный скрип деревьев, незнакомый ночной шорох и шум леса, леденящий душу предсмертный крик зайца, пойманного рысью. А рысей в лесу много, это их владения.

Услышав наши голоса, Трубач бросился к нам, видимо, подумал, что за ним пришел хозяин. Не добежав метров двадцать, остановился, понял: хозяина нет — ошибся. Сразу сник и, сгорбившись опять, отошел. Больше к нам он не подходил. Не подействовал и вынутый из мешка хлеб. Собака не пожелала взять его от чужих: она была верна хозяину. Ничего не добившись, мы оставили на снегу завтрак и двинулись дальше, в глубь леса.

Охота у нас в тот день тоже не клеилась, мысли невольно возвращались к четвероногому другу. Вспомнили, как в прошлом году трагически погиб один охотник. Выехал проверять капканы на ондатру и не вернулся. На четвертый день его нашли, а при нем — собака лайка, голодная, одичавшая. Ни на шаг не отходила от своего мертвого хозяина, даже не стремилась где-нибудь укрыться от дождя и пронизывающего осеннего ветра. По ночам далеко разносился ее жалобный вой на опустевших островах, и люди, слышавшие его, долго не могли понять причину, пока не стало известно о гибели охотника.

Под вечер я разошелся с охотниками. Завернул к тому месту, где осталась собака. Завтрак исчез, значит, собака нашла его и подобрала. В нескольких местах пыталась ловить мышей, но, видимо, безуспешно. Следы показывали, что она все время ходила поблизости, надеясь на появление хозяина, и только перед сумерками направилась к поселку. По дороге наткнулась на брошенную лисой кость. Погрызла немного. Затем ее видели в поселке, но и там ни к кому собака не подходила.

На следующий день кончался срок моей лесной жизни. Прежде чем распрощаться, попросил охотников: как только поймают собаку, чтобы дали мне знать.

Едва рассвело, я направился в лесхоз к автобусу и по дороге опять встретил знакомые следы. Собака уже ходила ночью по другую сторону поселка. Я стал ее звать, но она не появлялась, не хотела ни с кем иметь дела, кроме своего хозяина.

Из письма, которое получил вскоре из лесного поселка, стало ясно: она так ни к кому и не подошла, ее видели несколько раз только издали, но поймать не было возможности. Сильно исхудала, ночевала где-то в стогах сена, около животноводческой фермы. Я искренне обрадовался, узнав, что за ней, наконец, приехал хозяин и увез с собой.

Невольно подумалось: хозяин может оставить собаку, а собака не бросит никогда. Такова собачья верность.

Беркут

Мы с братом Пашей и соседский Федя пробираемся тропкой на пасеку к деду Панкрату. Путь неблизкий, идешь в тайгу на день — бери продуктов на неделю. К походу приготовились по-настоящему: в котомке за плечами хлеб, соль, луковицы, котелок и, главное, спички. У Феди они даже в жестянке особенной — в воде не промокнут. Ну и, конечно, у всех в руках удилища с прочной леской из конского волоса, специально на хариуса. В холодных быстрых ручьях недалеко от пасеки его ловить не переловить. Для хариуса и котелки взяты.

Федина мать долго не хотела отпускать сына с нами в такую даль, да еще с ночевкой. Но под конец согласилась. Раздобрилась, накормила нас творожными шаньгами и пирожками с молотой черемухой, завернула в чистую холстину гостинцы для дедушки Панкрата.