Несмотря ни на что

Чип, глядя вниз, на воду канала, и покачивая свою трубку в руке, молча слушал.

— Так, значит, ты не едешь пока? — спросил он немного погодя, не глядя на Джона.

— Не могу. Кэро хочет побыть здесь еще некоторое время. Было бы хамством с моей стороны противиться ей. И ведь здесь… здесь хорошо.

— Разумеется, — согласился Чип. — Не будет ли каких поручений? — продолжал он помолчав. — Может быть, присмотреть для тебя дом? Но я думаю, Кэро захочет сама этим заняться?

— И я так думаю, — отвечал Джон.

Разговор не клеился. Чувствовалась уже невидимая преграда между двумя мужчинами, из которых один — свободен, другой — связан.

Джона это сильно раздражало.

— Пойду куплю табаку, — сказал Чип, зашевелившись. — Пока до свидания. Увидимся за обедом.

Он не позвал с собой Джона: Джон теперь был «прикомандирован» к невесте.

Джон поднялся на половину Кэро, но нашел комнаты пустыми. Дверь из будуара в спальню была открыта настежь. Невольно заглянув туда, он почему-то вспомнил комнату матери — такую белую, простую и изящную, с мебелью черного дерева и занавесями из светлого ситца.

У Кэро тоже была мебель из черного дерева, но обитая материей, на которой были вышиты огненно-красные драконы. Кровать, едва возвышавшаяся над полом, покрыта замысловатой резьбой; волны белого шелка, сложенные в ногах, должны были играть роль простынь, а подушки были черные атласные, и на каждой вышит такой же огненный дракон, как на мебели. На маленьком подносе дымилось курение.

Из обстановки многое было куплено Кэро в Венеции. Она не раз при Джоне жаловалась, что «вульгарные» отельные вещи оскорбляют глаз.

Туалетный стол обыкновенного типа был, очевидно, собственностью отеля. На нем царил пестрый беспорядок: причудливые полосатые сосуды с духами, две алебастровые пудреницы, золотой портсигар, черепаховые гребни и щетки… На мольберте — какая-то талантливо-безобразная картина, а под ней — ряд очаровательно-крохотных туфелек Кэро.

Джон присел напротив двери на изумрудно-зеленый диван в будуаре и достал папиросу. В комнате заметно темнело, из спальни вливался аромат курения. Джон испытывал странное волнение.

«Наверное, человек привыкает ко всему этому, когда влюблен и обручен. Но сначала — чертовски странно себя чувствуешь! Никогда не думал, что это все может делать человека счастливым, — должно быть, я ужасно эгоцентричен. Правда, свинство с моей стороны хотеть уехать в Лондон! Какая девушка на ее месте не сочла бы меня ужасно неромантичным?.. Но ведь можно бы и отложить романтику на после… Ох, я не знаю ничего, все это так спутано… Старик очень мило отнесся ко мне… Господи, хоть бы Кэро поскорее пришла, а то я начинаю впадать в черную меланхолию!.. Кэро такая оригинальная и прелестная… Но мне бы хотелось знать, какова она в действительности, что, собственно, скрывается под этой откровенной «оригинальностью». Уж не узость ли моя заставляет меня в душе презирать все это псевдодекадентство? Просто я еще недостаточно вращался в свете, все мне ново… Странные создания — женщины…

Он откинул голову на спинку дивана… — и вдруг прохладные руки закрыли ему глаза, прохладные губы прильнули к его губам, и голос Кэро сказал тихо и страстно:

— Ты все время ожидал меня здесь?

Ее прикосновение, как по волшебству, заставило забыть обо всем. Джон привлек ее к себе и, прижимаясь щекой к ее щеке, спросил:

— Кто не стал бы ждать на моем месте?

Поцелуи Кэро обрушились на него, как буря; она ерошила его густые волосы, смеясь от радостного возбуждения.

— А, так ты любишь, любишь? Скажи! А я пережила сегодня за столом отвратительную минуту! Мне показалось, что ты признался мне в любви в связи с этим падением кабинета! Какая нелепость, не правда ли? Это не похоже на меня — подумать такую вещь. Но я подумала и прошу прощения, дорогой. Скажи, что прощаешь!..

Он целовал ее закрытые глаза и крепко обнимал ее сильными руками, словно желая остановить вопросы, ответы…

Кэро была удовлетворена: теперь он любит ее так, как ей хочется. Исчезла его стыдливая сдержанность, безотчетное сопротивление.

— А тебе действительно так хочется ехать в Лондон? — прошептала она.

К Джону уже возвращалось прежнее настроение, пылкость его немного остыла.

— Мне хочется начать действовать, — честно признался он. — Мне давно этого хотелось.

Кэро побледнела в темноте, ею овладела мучительная ярость. Она была сильно влюблена и сознание этого жгло ее, как огнем. Нет, она заблуждается, она только дает — и ничего не получает взамен! Интуиция не обманула ее: Джон не влюблен, Джон равнодушен к ней. Кэролайн ясно увидела настроение Джона, его побуждения, даже его едва сознаваемые надежды и опасения.

Им движет не любовь к ней, а честолюбие. Так, значит, ей, Кэролайн Кэрлью, которая, несмотря на юность, уже завоевала себе определенное место в обществе, он отводит второстепенную роль в его жизни! Она будет помощницей, супругой, но не тем единственным, ради чего и чем он будет жить. Она для него — не цель, а средство.