Несмотря ни на что

«Теперь, когда его желание исполнилось, — он нежнейший из влюбленных», — подумала с язвительной горечью Кэро. Она позволяла целовать себя, слушала, как он вполголоса строил планы будущей жизни вместе. Подавала реплики, возвращала поцелуи, невольно заражаясь его пылкостью. Чувственность толкала ее к нему, а душа оставалась настороже.

Джон же в упоении ничего не замечал. Ему ничего больше не оставалось желать. Успех впереди казался обеспеченным. И пока они скользили в гондоле, переходя из мрака в полутьму, от звучной музыки — к напоенной ею тишине, томная нега этого вечера как будто обостряла в нем напряженное ощущение счастья.

А рядом с ним Кэро, наблюдая мечтательно-сосредоточенное выражение его лица, терзалась ревнивой мукой.

Джон становился все более желанным именно оттого, что недостаточно любил ее.

Когда он перенес ее из гондолы на лестницу, она на миг прильнула к нему.

— Пойдем, ты должен на минуту зайти ко мне!

Они вошли в темную надушенную комнату, и тут Кэро в неожиданном порыве упала к ногам Джона.

— Я люблю тебя, — зашептала она, — отчего ты не можешь отвечать мне тем же?.. Почему я не нужна тебе так же, как нужен ты мне?

Он поднял ее и сказал горячо:

— Да люблю же, люблю, милая! Что это, отчего ты недовольна?

Кэро резко высвободилась и подтолкнула его к двери.

— Оттого, что ты доволен, — отвечала хмуро.

Глава V

— Господи, и что за охота людям разъезжать? Я бы оставался в Лондоне всегда, всегда и постоянно, — говорил Джон в экстазе.

Он и Чип поселились в доме Чипа на Чарльз-стрит.

Дом был небольшой, с зелеными ставнями, очень комфортабельный. Из окон — вид на Баркли-Сквер, с его шумом и движением, которым особенно отмечены на улицах Лондона обеденные часы.

— Как хорошо возвратиться сюда, — продолжал болтать Джон. — И быть ближе ко всему… ты все еще не готов, Чип? Что это ты сегодня так долго прихорашиваешься?

— «Если женщина не рождена Венерой, она остановится ею при помощи зеркала», — процитировал ворчливо Чип, воюя со своим галстуком. — Я не бальный Адонис, как некоторые другие!

Им предстояло обедать в ресторане с семейством Кэрлью и, пока они шли по Баркли-стрит, Джон распространялся об ощущении, которое вызывают в нем лондонские мостовые. Он говорил с настоящим поэтическим жаром, на который Чип реагировал хладнокровным замечанием, что, конечно, «исторические камни столицы» лучше, чем эти гниющие старые каналы и разрушающиеся ступени.

Джон расхохотался — сегодня он готов был смеяться чему угодно. Осенний воздух бодрил и поддерживал в нем веселое возбуждение.

Он снова в Лондоне, в мире «последних изданий», «экстренных выпусков», Уайтхолла, в мире, где женщины и мужчины все как будто заняты азартной игрой, и каждый — играет за себя.

Когда они проходили по Баркли-стрит, газетчик выкрикивал новость об уходе одного из министров.

— Черт возьми, это о Бэрклее! — воскликнул Джон, хватая газету. — Это взбудоражит лорда Кэрлью. Нам, пожалуй, придется завтра ехать в Честер!

В белом с зеленым зале ресторана им пришлось дожидаться Кэрлью. Джон был в нетерпении. Осмотрел цветы: все в лучшем виде.

Вплыла, наконец, леди Кэрлью, окруженная знакомыми. Кое-кто заговорил с Джоном. В числе этих людей был и Рендльшэм, о любви которого к Кэролайн говорили в свете в продолжение всего сезона.

Он всегда своим видом напоминал денди прошлого века. И теперь, когда стоял у дверей, высокий, безучастный, безупречно элегантный, немного хмурый, это сходство особенно бросалось в глаза.

Джон немного знал Рендльшэма. Он теперь каждый день встречал людей, чьи имена были ему знакомы раньше. С одним он вместе учился в Итоне, другие были известные общественные деятели. Лорд Кэрлью повсюду брал с собой Джона, неофициально исполнявшего обязанности его личного секретаря.

Джон чувствовал, что попутный ветер мчит его в желанную гавань. Он наслаждался своей зарождающейся известностью, тем, что он — избранник Кэролайн, дружеским расположением, которое выказывал ему лорд Кэрлью, очевидно, веривший в его способности.

Кэролайн вошла после всех, очень хорошенькая в своем смело придуманном платье огненного цвета, с серебристым шарфом, опоясывавшим ее гибкую фигуру.

Рендльшэм подошел к ней раньше Джона, и Джон слышал, как она здоровалась с ним, видел, как рассеянное лицо Рендльшэма выразило вдруг странную жестокость. Он вышел вперед.

— Хэлло, Кэро, — сказал он весело.

Кэролайн улыбнулась ему и продолжала разговор с Рендльшэмом, который взглянул на Джона и сказал шутливо:

— Третий всегда лишний, не правда ли, мой милый Теннент? Вы извините?

Джон засмеялся, отошел и заговорил с леди Кэрлью. Он почувствовал какую-то антипатию к Рендльшэму, потом забыл о нем, живо заинтересованный важными новостями, которые принес только что вошедший лорд Кэрлью.

— Бэрклей ушел в отставку, — сообщил он, — нам надо ехать немедля в Мэклефильд. Боюсь, что вам придется поработать сегодня ночью, Джон, необходимо приготовить отчет о Ньюкасле, а если Конвэй успеет передать мне свой статистический материал, я бы хотел, чтобы вы сделали для меня выборки.

— Слушаю, сэр, — отозвался Джон.