— Только не прыгайте. А не то мне за вами придётся. Так, чтобы не выплыть.
— Смерть, ты с Мариной точно только этим летом познакомилась? Одинаково шутите.
— В данном случае, я не шучу совершенно. Если что, я вот там сидеть буду. «Скала Дурака» называется. Если будешь пытаться с собой покончить, прыгая оттуда — потонешь, только если совсем уж плавать не умеешь.
Софи смотрит вниз. Подножье с трудом просматривается в предрассветной мгле. Самое местечко, чтобы посидеть, ножки свесив.
Хейс садится рядом.
— Интересно, каково это самой красивой оказаться?
— А то ты не знаешь.
— В месте, где все меня знают — одно. А вот так, как у тебя получилось — не приходилось. Понравилось?
Хейс, смеясь, мотает головой.
— Не знаю, если честно. Не определилась ещё! Не то, чтобы это то, к чему я всё время стремилась. Но… Приятно. Безумно приятно. Понимаю, почему в такие моменты некоторые плачут.
— Многие будут детям говорить, в тот день видели самую красивую женщину на свете.
— Подожди годик-другой и всё это скажут про тебя, — Хейс не утешает. Просто констатирует очевидный факт.
— Нет. Я навсегда останусь живущей не среди них. Словно старинная картина или древняя статуя. Прекрасно, на на самом деле не бывает.
— Ты же вполне живая.
— По другому. Не так, как ты.
— На улице узнавать будут одинаково.
— Недолго осталось. Скоро все окажемся в своих мирах.
— Наши вполне соприкасаются.
— Соприкасаемся именно мы. Не миры. Они только расходятся всё сильнее.
— С философами в стране проблема, зато с любителями философствовать — никаких!
— Это… Вроде бы, слова Марины.
— Не помню. Может быть. Она тоже многим понравилась.
— Знаешь, я просто абсолютно счастлива. Так не продолжается долго, но есть Друзья, Дело, Слава. Всё есть. Всё у меня. Всё предо мной. Знаю, зачем жить. Знаю, к чему стремиться. Так редко бывает. Но сегодняшний, точнее, уже вчерашний день окончательно всё по своим местам расставил.
Кто-то скоро нанесёт на фюзеляж самолёта мой силуэт. Не журнальной девочки. А меня, девочки вполне живой. Нестись сквозь огонь зениток, зная что он оставил за спиной. Это дорогого стоит.
— Ты ведь не ждёшь никого.
— Это так. Мне просто не нужен никто. Возможно, пока. Но я счастлива именно из-за того, что вдохновляю людей на бой. Помогаю раскрыть лучшее в себе. Пусть, — задорно усмехается, — они и не заметили лучшего во мне.
Софи слегка стукает Хейс кулачком по спине.
— С их точки зрения, всё самое-самое ты им полностью показала.
Теперь уже от Хейс шутя Софи получает по спине.
Софи вытаскивает диадему из волос. Пристально рассматривает, любуясь тонкой работой, блеском серебра и камней. Не символ, настоящее ювелирное изделие. Правда, у принцессы есть немало и подороже. А уж если у Эр в золотом запасе копнуть…
— Когда они диадемы победительниц изготовить успели? С утра же ещё ничего не планировали.
— Они переходящие. Прошлые обладательницы делали себе копии… В меру достатка.
— А я эту украду! — мелькают в светло-карем взгляде заговорщический огоньки, — Плевать, с какими камнями и из чего сделана. Копию потом пришлю. Платиновую со всеми настоящими. Первая награда, лично мной полученная без оглядки на статус.
— А я наоборот, как полагается, эту верну, но копию с неё сделаю. В точности из того же, из чего моя. Думаю, твой брат разрешит деньгами воспользоваться?
— В этом можешь не сомневаться. Он сам бывало, выборы Императриц судил. В столице об этом не распространяются, но я-то знаю.
— Он сейчас далеко.
— Далеко. Но я буду не я, если не доживу до выборов, где мы вместе будем!
— Это если и произойдёт, то ещё очень, и очень не скоро.
Софи хотела сначала какую-нибудь колкость сказать, но решает промолчать. Хейс, как всегда, права. Даже выборы сегодняшние, точнее вчерашние уже, не войдут в установленный перечень. Ибо решено, с началом войны подобных мероприятий не проводить.
Но просто праздник, без церемоний, не запретит никакая война.
— Откуда эти диадемы появились? Чей-то подарок?
— В каком-то смысле, — усмехается Софи, — тут все похабные истории, что на материке рассказывают про мичмана Глетта, про одного столичного богача. Типичный деятель конца прошлого правления, кому не повезло жить в этом. Серьёзный недостаток был только один — не пропускал ни одной юбки. Причём, был трусоват, при первом же отказе терял к объекту вожделения всяческий интерес, и впоследствии никому не вредил и не преследовал. Но отказов почти не слышал, денег на любовниц не жалел. Особенно, на наряды. Тряпки любят почти все, а Пантера тогда ещё не родилась.
Любил с несколькими за раз кувыркаться.
Шутят, на Архипелаге чуть ли не треть населения — его потомки. Малолетками не интересовался, любимый возраст был — двадцать — двадцать пять. Любил на выборы Императриц ходить. Первую на Архипелаге выбирать как раз он придумал. Он эти диадемы и заказал.
Сначала их звали «Диадема императрицы шлюх», хотя как раз первая ставшая Императрицей Архипелага этого деятеля весьма далеко послала. Правда, принцессы оказались более сговорчивы.
Бодренький старичок был, помер прямо на любовнице на шестьдесят лет младше его.