Вот уже несколько месяцев я спрашивал себя, хороша ли история, рассказанная в «Голубой бездне». Наконец я получу ответ, потому что, если этот зловещего вида человек меня отпустит, это будет означать, что моя история правильная. И я начал рассказывать, помогая себе жестами и стараясь говорить как можно громче. Проводник в меру своих сил переводил. Я рассказал о Жаке Майоле, его друге Энцо, его любви к Джоане и другой его любви, более сильной, к морю и дельфинам.
Через десять минут я обессилел, по лицу струился пот. Вождь выслушал меня, не моргнув и ни разу не прервав. Он медлил с ответом, и воцарилась тишина. Только его конь фыркал и топтался на месте. Вождь смотрел на меня, словно искал истину за словами, которых не понимал.
Мои глаза затуманились. Я выдал ему все, что мог. У меня была только одна правда, которую я мог ему предложить.
Вождь поднял подбородок и сказал несколько слов проводнику.
– Все в порядке, мы можем ехать.
Человек дернул поводья своего коня, и отряд быстро удалился. Я никогда не узнаю, понравилась ли ему моя история, но надеюсь, что однажды он смог увидеть фильм и удостовериться, что мне нравилось снимать его страну.
Перевал Ла Райя был окружен семитысячниками. Там был домик начальника станции и церковь. Это все.
Мне нужно было снять один план с крана, что должно было придать сцене значимости. Во всем Перу не было кинокрана, только один в музее. Нет проблем, мы договорились с музеем, и кран погрузили на грузовик, который проехал шестьсот километров по проселочной дороге, чтобы добраться до съемочной площадки. Я устроился на платформе, а несколько перуанцев забрались в люльку, которая служила противовесом. Их было пятеро, и все они были в своих маленьких шапочках. Можно было подумать, что они смотрели спектакль на балконе театра. Картина была сюрреалистическая. Вечером мы ужинали в разбитом по такому случаю большом шатре.
Внезапно разразилась гроза. Это было нечто чудовищное. В той местности все было громадным, кроме жителей.
Молнии падали с неба, ударяя в верхушки гор то с одной, то с другой стороны долины. Можно было подумать, что наступил конец света. Пошел град, и ледяные градины весом чуть ли не кило пробивали дыры в нашем шатре.
– Все под столы! – не задумываясь скомандовал я.
Члены съемочной группы бросились на пол и съежились под обеденными столами. Шум стоял оглушительный. Земля дрожала от падавшего града. Я поймал взгляд Розанны, которая стояла на четвереньках под столом. Она была так далеко от Голливуда, и ситуация была столь абсурдной, что она рассмеялась.
Здесь, на высоте четыре тысячи метров, мы скрючились под столами, спрятавшись от огромных градин, похожих на шары для петанка, и всё потому, что снимали фильм о море и дельфинах. Кино определенно заставляет делать невероятные вещи. У Розанны заразительный смех, и скоро все мы хохотали как сумасшедшие.
Ливень длился недолго. Вся долина была покрыта градом, а гроза ушла.
Съемочная группа смогла наконец добраться до палатки и попытаться уснуть в этом разреженном воздухе.
Через несколько дней в сокращенном составе мы отправились на Мальдивы снимать подводные сцены, которые не смогли закончить на Корсике. Было 40 °C, и вся съемочная группа ходила в купальниках. У некоторых была еще и перуанская шапочка на голове, что вызывало всеобщее веселье.
Вода была прозрачная и очень приятная. Это уже не работа, а чистое удовольствие. Тем не менее нам нужно было снять две сцены. Маленького Жака с муреной и отца Жака, который собирает морскую губку. Риши даже привез губку из Греции, чтобы все было натурально. Но мы не учли присутствие тропических рыб.
Маркусу было поручено их отгонять. Он отплыл подальше и открыл свою сумку, набитую едой. Через несколько секунд его скрыло облачко налетевших рыб. Я задыхался от смеха, видя, как он отбивался от сонма рыб. Тем временем мой младший брат спокойно нырнул, задержав дыхание, и отправился кормить свою мурену.
Сцены были выстроены за два дня, и мы дали себе один день отдыха перед отъездом. Конечно, я воспользовался этим, чтобы понырять.
Смена диспозиции: Тинь, горнолыжный курорт.
Термический шок был сильнейший. Погода –10 °C, а город под двухметровым слоем снега.
Мы сменили наши пироги на ратраки, чтобы подогнать снаряжение к маленькому озеру, расположенному над городом.
Художник-декоратор установил там несколько деревянных бараков и перуанский тотем. Именно там Жак Майоль совершит свои погружения под лед – настоящий Жак Майоль действительно погружался в Перу под лед. Когда выяснилось, как мучительно организовывать эти лже-погружения, я представил себе, каким адом для настоящего Майоля были настоящие погружения.
Для подводных планов мы вернулись к большому озеру Тинь. Это было проще. Мы проделали две проруби во льду с помощью бензопилы. Жан-Марк должен был спуститься в одну и, двигаясь вдоль ледяного панциря в течение тридцати секунд, выбраться из второй проруби.