Несносный Шварцвальд

– Рич, тебе нужно было время, – говорю сорвавшимся голосом и открываю дверь. – А теперь оно нужно мне.

Выхожу из машины и иду в сторону универа, плотно сжимая губы. Что ж ты за человек такой, Шварцвальд?!

Глава 30

Рич

– Добрый вечер, Ричард, – Борис открыл мне дверь и с улыбкой впустил внутрь квартиры. Из кухни приятно тянуло голубцами, и я снова почувствовал себя как дома. Только в стенах этой трешки возникает подобное ощущение. – Проходи. Валя очень обрадовалась, когда узнала, что ты приедешь.

Я постарался натянуть на лицо хотя бы подобие улыбки, потому что приехал я к ним не с хорошими новостями. На следующий же день после разговора с Альбиной отправился в Одессу. Отец оказался прав. Никто из посещенных мною инвесторов не счел выгодным вкладывать деньги в лагерь дядьки. Ни один из этих выхоленных зажравшихся сундуков не ответил положительно на мое предложение. Ну и собственно, зачем? Если туда реально приезжают нуждающиеся дети, а не отпрыски, родившиеся в позолоченных хоромах. С них и выжать нечего. Банки такие суммы дают с процентами, а я хоть и работаю в довольно неплохом месте, но выплатить подобного рода кредиты сам буду не в состоянии. Надо смотреть правде в лицо – я не гребанный внук золотой антилопы, и если топну копытом, монеты не посыплются.

Как бы мне не хотелось огорчать дядьку, но укладывать себя на жертвенный алтарь и позволить окольцевать я не могу. Наверное, Аля права, и я – долбанный эгоист. Другой бы на моем месте, скорее всего с кличем «Я спасу тебя, любимый дядя» полетел под венец, выставив безымянный палец правой руки. Нет, я люблю дядьку и ценю все то, что он когда-то для меня сделал, но идти одному на его спасение как минимум глупо. Если бы была возможность ему помочь, я бы ею воспользовался без его ведома, но все мои знакомые, у которых можно было бы занять бабки, могут поделиться минимальной долей. И даже если сложить их все, все равно не хватит.

– Ричард, ты приехал, мой мальчик? – из кухни выходит Валентина в домашнем фартуке с изображенными на нем пирогами и обцеловывает меня в щеки. – Как добрался?

– Да нормально, – обнимаю самую милую на свете женщину в ответ, – на машине – это не на поезде, сами знаете.

– Ну да – да. Ты давай мой руки и за стол. Где твои чемоданы? Ты на сколько к нам?

– На один вечер.

– Что? –супружеская пара, в недоумении воззряется на племянника, объехавшего полстраны только ради одного вечера.

– Почему? – не унимается теть Валя.

– Соскучился по вашим голубчикам. Почувствовал, что сегодня вы их навертите, и прилетел на запах, – обнимаю ее за плечи, а та, не поверив, с улыбкой возвращается в свое царство плюшек.

– Ричард, ты правда на один вечер? – дядька смотрит на меня серьезно, выискивая подвох, и находит. – Что-то случилось, да?

– Вообще-то да. Нам нужно с тобой поговорить.

– Валь, мы скоро придем, проветримся немного, – кричит Борис из коридора, и пока та не успевает запихнуть нас за стол, быстро спускаемся по ступеням на улицу, чтобы пройтись.

Спустя двадцать минут общения и после детального введения дяди в курс дела, я чувствую себя гребаным предателем. На дядьке лица нет. Он как услышал, кто является его непосредственным спонсором, так и прирос к месту. А когда я сказал, что именно требуется от меня, чтобы его лагерь держался на плаву, так и отмер.

– Александр пошел на такой шаг? Ты серьезно? – в голосе Бориса полный шок, но я не улыбаюсь. За шутку мои слова принять нельзя, потому что в принципе по моему вымученному внешнему виду и так понятно, что последнее время я практически не сплю.

– Он бы и не на такой пошел, если бы у него были другие рычаги давления.

Борис устремляет взгляд вдаль. Я даже знаю, о чем он думает. Если меня сейчас пошлют подальше, обозвав неблагодарной задницей, я пойму. Это будет заслуженно, потому что, наверное, я действительно таковым являюсь. Только после разговора с Алей я места себе найти не могу. Со вчерашнего дня мечусь, как тот задолбанный хомяк в колесе, мыслями возвращаясь к нашему разговору. В ее глазах было столько боли, которой причинил ей я, собственной персоной, что тянуть больше с этим делом не мог. Я такой придурок. Подставляю всех, кто мне дорог, а тому, кого бы нужно было слать куда подальше, собираюсь обеспечить блестящее слияние и золотое будущее. Нет, хрен там. Не выйдет. У меня есть человек, о котором я хочу заботиться в первую очередь. И это не отец. Прости, Борис.

Я готовлюсь услышать что угодно. Морально подбираюсь попрощаться с родной семьей, когда дядька вдруг произносит:

– Ты правильно сделал, что сказал мне, Ричард. – Что? Охреневаю я. – Я люблю лагерь. Люблю детей и свою работу. Люблю дарить радость тем, у кого не получается ее приобрести за деньги, но тебя я люблю не меньше. Ты мой родной племянник, – дядька крепко сжимает мое плечо в ободряющем жесте, – и если бы ты выполнил условия брата, это значит, что всю оставшуюся жизнь я был бы виновен в твоем несчастье. А я не хочу этого. Ты заслуживаешь быть счастливым, как никто другой.

Мне словно камень с шеи отцепили и позволили всплыть.