Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

В-четвертых, нетрудно предположить, что Польша и Венгрия будут на стороне Берлина, потому что тоже имеют территориальные претензии к Чехословакии, которые Германия, в свою очередь, поддерживала, стремясь привлечь их в Антикоминтерновский пакт. 22 сентября французский посол в Берлине Франсуа-Понсэ направил своему министру Боннэ пространное донесение по этому вопросу. «Варшава и Будапешт не согласятся с тем, чтобы в отношении своих этнических меньшинств, включенных в чехословацкое государство, был применен менее благоприятный режим, чем тот, который будет предоставлен судетским немцам… Тот факт, что Польша высказала свои аппетиты в момент, когда она почувствовала, что близится час добычи, не может удивить тех, кто знал о помыслах г-на Бека».[250] Для Боннэ это не было новостью. Тремя месяцами раньше, 27 мая, польский посол Лукасевич заявил ему: «Вопрос о нашем меньшинстве в Чехословакии существует давно, и за это время пражское правительство ничего, кроме обещаний, не сделало для разрешения его… Ни в коем случае мы не можем допустить даже на один момент того, чтобы проблема польского меньшинства была разрешена после разрешения вопроса о судетских немцах. Эта проблема должна быть разрешена одновременно и в полной аналогии с разрешением вопроса о немцах <выделено мной. – В.М.>. Количество населения здесь никакой роли не играет» [Для справки: речь шла о 80 тысячах поляков в Тешине и трех с половиной миллионах судето-германцев.].[251] «Искренняя неприязнь между чехами и поляками также стала одной из неизбежных составляющих восточноевропейской политики».[252]

В-пятых, Германия могла рассчитывать на максимально благожелательный нейтралитет Италии и Японии. Эта позиция в дополнительных комментариях, полагаю, не нуждается.

Кроме того, необходимо учитывать, что Гитлер видел в Мюнхенском соглашении возможность личного реванша как за Версаль, так и за более свежую «обиду» – демарш Праги с частичной мобилизацией 21 мая 1938 г., который – в глазах большинства дипломатов, прессы и общественного мнения – предотвратил германское вторжение. Так или иначе, судьбу Чехословакии решили без нее, поставив Бенеша перед фактом, как немецких делегатов в 1919 г.

Оказать реальную военную помощь Чехословакии был готов только Советский Союз, как показал М.И. Мельтюхов. Однако к этому не стремилось ни пражское руководство, ни кто-либо из европейских лидеров. Приведу всего лишь одно высказывание Бенеша, сделанное в беседе с британским посланником в Праге Ньютоном весной 1938 г. (по записи последнего): «Отношения Чехословакии с Россией всегда имели и будут иметь второстепенное значение, которое зависит от позиции Франции и Великобритании. Нынешний союз Чехословакии с Россией полностью зависит от франко-русского договора, однако если Западная Европа утратит интерес к России, то Чехословакия его тоже утратит… Любые связи с Россией будут осуществляться только через Западную Европу, и Чехословакия не будет орудием русской политики». Так что тезис о «просоветской» политике Бенеша, выдвигавшийся некоторыми германскими и американскими авторами, полностью опровергается документами, в том числе из архивов МИД Чехословакии.[253] В литературе известна красноречивая фраза кого-то из чехословацких министров (к сожалению, без точной атрибуции), сказанная на заседании правительства в ночь с 20 на 21 сентября 1938 г.: «Пусть лучше нас атакует Гитлер, нежели защищает Ворошилов».

Чтобы оказать Чехословакии действенную военную помощь против германской агрессии, советским войскам неизбежно пришлось бы пройти через Польшу и Румынию, которые были категорически против; как известно, эта же проблема стала одной из главных причин неудачи англо-франко-советских переговоров летом 1939 г. Наиболее вероятной причиной их нежелания впускать Красную армию на свою территорию было то, что СССР имел давние территориальные претензии к обеим странам.

Лукасевич в беседе с Боннэ 22 мая прямо заявил, что «поляки считают русских врагами, что, если потребуется, они будут силой противостоять любому проникновению русских на их территорию и даже любому пролету русских самолетов». На разные лады это повторяли и другие польские дипломаты.[254]