Несостоявшаяся революция

Третьим кардинальным результатом этнизации русского созна­ния стало изменение политического дискурса, где «патриотизм» пре­вратился в политическую конвенцию. Все политические идеологии, программы и риторика всех российских партий и лидеров включают теперь отдельные националистические положения под эвфемизмом «патриотизм». Если даже такой завзятый либерал, как Анатолий Чу­байс, выдвинул идеологическую новацию «либеральной империи» (формула, вызывающая отчетливые коннотации с националистиче­ским дискурсом), а его детище, СПС (ныне почивший в бозе), пытался разработать программу «либерального патриотизма», то что говорить о левых и центристских партиях с их непременным государственни-ческим и патриотическим рефреном.

В то же время в рамках широкого «патриотического» консенсуса произошло заметное усиление этнических и, в каком-то ограничен­ном смысле, русских националистических мотивов. Инициированный партией власти, «Единой Россией», весной 2008 г. так называемый «Русский проект» уже одним названием (не российский, а именно русский!) недвусмысленно выдавал свое националистическое про­исхождение.

Более того, лично Владимир Путин в апреле 2008 г. публично оха­рактеризовал себя и своего преемника, Дмитрия Медведева, как «в хорошем смысле слова русских националистов».

После кондопожских событий (рубеж августа — сентября 2006 г.) националистические требования были имплантированы даже в конк­ретный политический курс. Для Кремля Кондопога оказалась громом среди ясного неба, хотя теоретически она была легко предвидима и, в некотором смысле, даже неизбежна. Беспрецедентный рост им­миграционных потоков на территорию России — по числу нелегаль­ных иммигрантов наша страна занимает второе место в мире после США — значительную часть которых составляют так называемые «визуальные меньшинства» (то есть люди, внешне заметно отлича­ющиеся от принимающей стороны), не мог не вызвать заметной на­пряженности. По горячим следам Кондопоги 58% граждан России заявили о возможности новых столкновений на межнациональной почве, а в Москве и Петербурге таких пессимистов оказалось почти 90% (данные ВЦИОМ).

В результате была предпринята попытка регулирования миграци­онных потоков на территории Российской Федерации: с подачи власти начались публичные дебаты о приемлемой доле мигрантов, внешне и культурно отличающихся от принимающего населения (в частности, один из высокопоставленных чиновников Федеральной миграцион­ной службы зимой 2006 г. заявил, что такие мигранты не должны пре­вышать 20% общей численности населения того или иного региона); в законодательстве о миграции и в практической политике произошли заметные изменения, направленные на более «плотный» контроль трудовой миграции и предотвращение нелегальной миграции.

Правда, реальная цена этих мер оказалась, мягко говоря, мизерной. Всего лишь полутора годами позже, в сентябре 2008 г., Государственная

Дума сразу в трех чтениях приняла поправки в «Закон о гражданстве Российской Федерации», открывшие зеленый свет для иммиграции в Россию. Смысл этих поправок поистине иезуитский: ведь они отнесли к категории «соотечественников», получивших право облегченного получения российского гражданства, лиц, не знающих русского языка! Вчерашние мигранты формально окажутся сегодняшними российски­ми гражданами, не зная русского языка и не имея никакого отношения к русской «почве» даже в самой широкой ее трактовке.

Столь же ничтожным по своим последствиям оказалось и са­мое известное решение — о фактическом закрытии в течение 2007 г. рынков страны для иностранцев, что мотивировалось защитой инте­ресов «коренного населения» (эвфемизм для обозначения русских, составляющих «коренное население» на большей части российской территории).

Тем не менее, несмотря на декларативный характер этих шагов, сам факт их был очень важен для легитимации «русского вопроса». Впервые высшая власть публично признала, что в государственной защите нуждаются не меньшинства, а основной этнический массив страны — русский народ. Тем самым она пошла навстречу части тре­бований, которые последние несколько лет постоянно предъявля­лись русскими националистическими организациями. Более того, в октябре 2008 г. молодежный филиал партии власти — «Молодая гвардия "Единой России"» — провел в Москве публичные акции, требуя выселения мигрантов из российской столицы. Если это не ксенофобия, то что?

В целом можно говорить о формировании идеологии «нового госу-дарственничества», контуры которой проявились еще в прошлом деся­тилетии, но законченное выражение она приобрела в путинское прав­ление. Содержательно это выразилось в обогащении официального лексического ряда патриотической и державной риторикой, широком оперировании категориями «национальных ценностей», «националь­ных интересов» и «национальной идеи», дозированном и вербальном антивестернизме, государственной поддержке Русской православной церкви, манипуляции имперскими символами, присвоении (с после­дующей стерилизацией) части националистических идей.