Несостоявшаяся революция

Вообще же отнесение политиков и партий к категориям умеренно­го и радикального национализма зависит от культурно-исторического и политического контекстов. В России начала XX в. лозунг «Россия для русских» был общеразделяем за пределами левой части полити­ко-идеологического спектра, однако на этом основании, скажем, партия кадетов вовсе не воспринималась как националистическая и, тем более, радикальная. В общественном мнении она выглядела либе­ральной или национально-либеральной организацией. В наше время написать подобный лозунг на партийном знамени означает заслужить однозначную репутацию радикально националистической и даже экстремистской силы. То, что в одном историко-культурном контек­сте выглядит политической нормой, в другом оказывается опасным отклонением от нее.

Важно также учитывать соотношение между идеологией и ритори­кой, с одной стороны, и политической практикой — с другой. В своей идеологии и риторике ЛДПР Жириновского — радикально нацио­налистическая партия, однако по своему политическому поведению это системная и даже оппортунистическая сила, всецело лояльная отнюдь не националистической российской власти. Еще пикантнее в этом отношении выглядело знаменитое некогда Русское националь­ное единство (РНЕ) Александра Баркашова. В 1990-е гг. эта ультра­националистическая, фашистского толка группировка находилась под плотным контролем спецслужб и служила орудием политических манипуляций Кремля.

Как распространение «банального национализма» не превращает его носителей в политических националистов, а изменение дискур­са не влечет изменения социальных и политических практик, так и включение в идеологию, программы и риторику элементов нацио­налистического дискурса не превращает политическую силу в нацио­налистическую.

В первое десятилетие XXI в. произошло не более (но и не менее) чем возвращение российской власти к традиционной, двухвековой парадигме инструментального использования русского национализма. Обращение власти к русскому национализму всегда носило вынуж­денный характер и сочетало признание его потенциальной силы со страхом перед ней.

Ирония ситуации состояла в том, что Кремль ожидал угро­зы, в первую очередь, со стороны так называемой «оранжевой революции» — либеральных сил, подогреваемых Западом и олигар­хическим капиталом, по традиции считая русских пассивным боль­шинством, готовым сколь угодно долго терпеть любые унижения и издевательства. Оказалось, однако, что главную потенциальную уг­розу стабильности в стране и самому существованию режима пред­ставляют не маргинальные политические группы, а становой хребет России — русский народ.

Поскольку именно русский национализм теоретически спосо­бен конвертировать русскую этничность в массовое политическое действие, то для предотвращения этой угрозы Кремль прибегнул к традиционной для отечественной власти амбивалентной политике в отношении русского национализма. С одной стороны, власть узурпи­ровала и выдвигала от своего имени некоторые националистические лозунги и требования. Она использовала русскую этничность, кана­лизируя ее потенциально оппозиционный характер в безопасное для себя русло. Тем самым политический национализм частично ассими­лировался, что вело если не к его полной нейтрализации, то к крити­ческому ослаблению.

С другой стороны, любая несанкционированная, самостоятельная, низовая националистическая активность жестоко пресекалась и пре­следовалась. Можно назвать это стратегией кнута и пряника, класси­ческим примером политики «разделяй и властвуй».

«Пряником» стал отмеченный выше сдвиг официального дискурса и движение (сугубо декларативное) навстречу некоторым фундамен­тальным требованиям русского национализма. «Кнутом» — прямые и опосредованные репрессалии против русских националистов, не желавших следовать кремлевским правилам игры и проявлявшим малейшие поползновения к самостоятельности. Были предприняты чрезвычайные усилия по предотвращению перерастания стихийного русского протеста в русло массовых организованных и политически направленных действий. Поскольку же, по оценке Кремля, механиз­мом подобной политической мобилизации способен стать русский на­ционализм, то его постарались, как отмечалось выше, ассимилировать и подчинить властному контролю, а сопротивлявшихся — сбросить с публичной сцены, лишить права голоса и скомпрометировать в об­щественном мнении.