Несостоявшаяся революция

Поэтому распространенное в русской патриотике объяснение политического провала рубежа 80-х и 90-х годов прошлого века репрессалиями против русских националистов начала 80-х выглядит откровенно смехотворно. Ведь не помешали же эти репрессии успешной политической мобилизации, осуществленной в годы перестройки националистами периферийных республик и либерально-демократическим движением. Так что пенять русофилам надо только на самих себя, но никак не на «русофоба» Андропова. Их политическое фиаско стало, прежде всего, следствием врожденных слабостей и дефектов, а не заговора «мировой закулисы» и деятельности «сионистского подполья» в СССР. По точному замечанию Самоварова, если «русская партия» не смогла состояться как реальная политическая сила, то в этом виновата лишь она сама312.

312 Самоваров Александр. Перспективы русского национализма: национализм с человеческим лицом. М., 2008. С. 19.

Глава 10

НА ПЕРЕЛОМЕ (Вторая половина 80-х — начало 90-х годов XX в.)

Хотя для русских националистов характерна устойчивая демониза-ция Михаила Горбачева, которого они считают главным виновником крушения советской империи, первое время горбачевского правления казалось, что сбылось их самое заветное желание: к власти в СССР наконец-то пришел молодой, энергичный и прорусски ориентированный лидер. Ведь политика нового руководства — масштабная антиалкогольная кампания (май 1985 г.), отказ от глобального проекта поворота северных русских рек на юг (август 1986 г.) и вообще внимание к экологии, нормализация отношений с Русской православной церковью (начиная с 1988 г.) — отвечала заветным чаяниям русского национализма. Более того, вполне вероятно, что идеи русских националистов 70-х — начала 80-х годов сыграли важную роль в подготовке перестройки и даже формировали ее первоначальную повестку313.

По крайней мере, Горбачев и его жена, чувствительные к «деревенской прозе», сделали ряд поощрительных жестов в адрес русских националистов: либеральный националист Сергей Залыгин был назначен редактором культового в интеллигентской среде «Нового мира», а консервативный националист Петр Проскурин — главой Российского фонда культуры (это назначение, по некоторым сведениям, не обошлось без участия Раисы Горбачевой).

313 Brudny Yitzhak М. Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953-1991. Cambridge, Mass., 1998. P. 193-194.

И если националисты не смогли использовать открывшиеся перед ними возможности, то винить они должны в первую очередь себя, а не мифических сионистов и масонов. Хотя их давний недруг, Александр Яковлев, занял важную позицию в коммунистическом синклите, его влияние никогда не было безраздельным. Противовесом Яковлеву в Политбюро выступал не менее влиятельный Егор Лигачев и многие другие члены ПБ. Не говорим уже, что приписываемая Яковлеву роль «серого кардинала» и «архитектора» (намек на масонство) перестройки — сугубый плод националистической мифологии, парадоксальным образом совпавшей с мифотворчеством самого Александра Николаевича, пытавшегося создать себе репутацию единственного творца и вдохновителя демократических преобразований. На самом деле он светил отраженным светом Горбачева и транслировал его политическую волю. Более того, советский генсек блестяще использовал Яковлева как фигуру прикрытия и ложную мишень, на которую направлялся основной пыл консервативной критики.

Ага, скажет кто-то со злорадством: так все-таки дело в Горбачеве! Сразу укажем, что ни йоту не верим в злокозненность устремлений советского лидера и, тем паче, в наличие у него потаенного демонического замысла разрушения СССР. Подобный ход мысли находится за пределами науки, да и вообще здравого смысла. Невозможно объяснить, с чего бы вдруг одному из наиболее влиятельных людей мира (а глава СССР, безусловно, был таковым) вдруг взбрело в голову подрывать основы собственного могущества. Конечно, ретроспективный анализ логики действий Горбачева легко выявит в ней слабые места и провалы. Что ж, каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Но когда советский генсек начал в 1987 г. подлинную революцию сверху, это решение было мужественным, выглядело в той ситуации единственно возможным и, о чем нелишне напомнить, пользовалось массовой поддержкой.