Несостоявшаяся революция

247 Это важно отметить в связи с известной способностью алкоголя ос-

лаблять тормозящие центры и способствовать вербализации сокровенного,

скрываемого. По русской пословице, что у трезвого на уме, то у пьяного на

языке.

То, что было у Сталина на уме, нашло выражение в радикальном изменении официального идеологического дискурса, в новой образовательной и культурной стратегии первой половины 30-х годов. Вектор этих перемен вкратце можно определить как частичную реабилитацию русскости и восстановление государственного патриотизма. Содержание данного процесса описано в ряде научных работ248, но вопрос о его причинах и пределах остается в историографии остро дискуссионным. Поэтому мы сосредоточимся именно на этой стороне проблемы.

Характеризуя факторы, приведшие к фундаментальным и драматическим изменениям советской внутренней политики в 1930-е гг., стоит, на наш взгляд, на первое место поставить не то, что было, а то, чего не было. Русские не смогли бросить такой же вызов коммунистическому режиму, который они незадолго до этого бросили старой империи. С одной стороны, их подрывная, антигосударственная энергия изрядно поистратилась в революции и гражданской войне. С другой стороны, большевики создали эффективную и крайне жестокую, откровенно бесчеловечную систему социального контроля. Они били русских по головам и рукам так долго, так жестоко и немотивированно, что, кажется, надолго отбили у них способность к социальному сопротивлению.

Здесь мы сделаем небольшое отступление. Русские патриоты, обличающие роковую роль Запада в разрушении СССР, любят приводить апокрифическое высказывание отца-основателя ЦРУ Алена Даллеса о том, как американцы морально и культурно разложат «самый непокорный в мире народ» — русский. Так вот, непокорство из русского народа — исторически, пожалуй, действительно самого мятежного в мире — выбивали, вытравляли железом и огнем (в прямом смысле слова!) не американцы, а большевики. Их цель состояла в том, чтобы лишить русских воли к сопротивлению и воли к борьбе, превратить в послушное орудие коммунистического строительства. Увы, они в этом изрядно преуспели.

248 Особенно полезны в этом отношении упоминавшиеся книги А. И. Вдо-вина, В. Ю. Зорина, А. В. Никонова и Джеффри Хоскинга.

Понятно, почему русские не поднялись на новую «пугачевщину», когда началась коллективизация — вторичное закрепощение крестьянства. Хотя, по воспоминаниям очевидцев, ненависть к Сталину и Москве носила в деревне первой половины 1930-х гг. всеобщий характер, 5 млн человек, умерших от голода в самых хлебородных регионах страны в 1932—1933 гг., сотни тысяч раскулаченных, жесточайшее подавление даже намека на недовольство способны были лишить воли к сопротивлению кого угодно. У русских оставался лишь один путь — бегство. Но, в отличие от времен создания Российской империи, они бежали не на свободные от социального контроля новые территории (таковых просто не было), а подальше от уничтожавшейся деревни — в города. В 1933 г. 57% строителей Магнитогорска прибыли туда не в порядке оргнабора, а самотеком или, проще говоря, сбежали из деревни. В целом по стране между 1926 г. и 1939 г. городское население увеличилось с 26,3 млн до 60,4 млн человек, в РСФСР — с 16,7 до 33,7 млн, население Москвы увеличилось вдвое, Горького и Свердловска — втрое249.

В общем, хотя русских вынудили тянуть несравненно более обременительное тягло, чем в старой империи, коммунистическая власть могла не бояться русского бунта. В отличие от бунта украинского: по данным ОГПУ, 30% всех «кулацких восстаний» 1930 г. произошли в Украине, из них 45% — в марте. На три основных бунтарских региона РСФСР — Северный Кавказ, Центральное Черноземье и нижнюю Волгу — пришлось в сумме 25% «кулацких выступлений». Характерно, что все эти регионы граничили с Украиной и в них проживало немало украинцев250.

Отказ от идеи непосредственной реализации мировой революции, переход к предполагавшей опору на собственные силы доктрине «социализма в одной стране» со всей беспощадностью и драматизмом поставил вопрос о политической устойчивости советского строя, о его способности осуществить форсированную модернизацию во враждебном окружении. Русские не были «основной» и «самой талантливой» национальностью мира, но, исходя из их витальной силы, численности, экономического потенциала, культурного влияния и истории, были, бесспорно, самым важным народом СССР. Они составляли стержень Советского Союза, решающую предпосылку его ускоренного развития и залог политической устойчивости.

249 См.: Население СССР 1973: статистический сборник. М., 1975. С. 14-15, 26-33.