Читаем Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России полностью

Непрояснение основных понятий и терминов, определяющих дискуссию, – еще одна предпосылка, которая делает публичную агонистическую культуру неработающей. В качестве примера можно привести один из выпусков «Права голоса» на тему «Бездуховный Запад» (23.09.2015). Определиться в отношении западной аксиологии – это очень актуальная и болезненная для российского общества проблема, поскольку консервативная национальная традиция входит в столкновение с западной либерально-демократической. Образ либеральной Европы и особенно Америки в 2000–2010‐е выстраивается в СМИ и публичных речах политиков через негативные характеристики, которые оттеняют позитивные моменты российской самоидентификации. По разные стороны ценностных баррикад оказываются, например, такие понятия, как демократия и патриотизм, свобода выбора партнера и традиционная семья, свобода слова и вера (соответственно первые понятия пар – со знаком минус, вторые – со знаком плюс). Образ «бездуховного Запада» противопоставляется «духовной России», которая дорожит своими корнями и традиционными ценностями[1414].

В этом контексте «Право голоса» ставит перед собой важную задачу разобраться, насколько такое восприятие Запада справедливо, чем оно обусловлено, какие могут быть ему альтернативы и т. д. Проблема, однако, в том, что с самого начала определение основному понятию не дается: что значит «духовность» или «бездуховность»? От какой понятийной сетки мы отталкиваемся? В рамках какого языка рассуждаем? Поэтому участники могут до хрипоты спорить о том, духовен Запад или бездуховен, но им будет очень трудно артикулировать различия продуктивным образом именно потому, что понятийные предпосылки разных точек зрения изначально не проговариваются. Так, не оговаривается, что в студии сталкиваются две традиции мысли: либерально-демократическая (для которой «духовность» нации является синонимом ее культурного наследия) и консервативная (для которой «духовность» является синонимом религиозности и антонимом прагматизму). Это совершенно разные системы координат, и для того, чтобы соединить их в едином коммуникативном пространстве, нужно задать обобщающие параметры рассуждения. Вернее, показать, где именно проходят границы разных языков и как через эти границы можно переходить. Иначе оппоненты будут отрицать право альтернативной трактовки на существование. Так, один из участников выпуска «Бездуховный Запад» воскликнул, реагируя на аргумент своего оппонента: «Под духовностью [у вас] понимается [Х] – все это не имеет отношения к реальности!» Действительно, преобладающим и скорее фоновым, чем осознанно артикулируемым пониманием духовности в этом выпуске «Права голоса» было представление о духовности как моральности в значении религиозности (ориентации на веру и верность идеалам). Такое понимание свойственно консервативной традиции, но совершенно несвойственно либеральной, изнутри которой, впрочем, аргументы также подавались без прояснения понятия. В шуме всеобщего речевого потока духовности противопоставлялся прагматизм и инстинкт. Далее спорящие доказывали, действительно ли Запад прагматичен/руководствуется примитивными инстинктами или нет. Но если бы значения понятий были эксплицированы, например, духовность определилась бы как культурное наследие нации, то дискуссия могла бы включать в себя вопросы о ценностях культурного самосознания на Западе, о значении культуры и формах культурного самоопределения, о том, насколько хорошо мы знаем западную культуру и насколько она интегрирована в наше собственное культурное пространство. Однако весь этот семантический пласт значений был совершенно изъят из разговора только потому, что один из участников изначально задал весьма узкую и спорную оппозицию: религиозность (духовность) vs прагматизм (бездуховность), которая и определяла «безвыходность» дискуссии.

Далее участники могли вступать в борьбу фактов по поводу автоматически вброшенной оценочной предпосылки. Например, в реплики участников в общем шуме встраивается эмоционально окрашенная ремарка ведущего о том, что «при всем уважении к либеральной культуре, лоббирование (в контексте разговора: легитимация. – Т. В.) гомосексуализма – это аморально и неуважительно к окружающим». Далее стороны вступают в борьбу фактов: одни утверждают, что в Америке легализованы однополые браки (аргумент за бездуховность Запада), другие утверждают, что, напротив, в Америке известны многочисленные случаи протестов против однополых браков (аргумент за духовность Запада). Ни те ни другие не успевают поставить под вопрос вброшенную ведущим предпосылку и спросить: а почему, собственно, легитимация гомосексуальности неуважительна к окружающим? Таким образом, телезрители погружаются в атмосферу экспрессивного герметичного антагонизма с достаточно предсказуемым набором переменных.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги