Несовершенства

В начале двухтысячных, живя на Манхэттене, Эшли и Джорджина входили в круг молодых женщин-специалистов. Они встречались каждый месяц, чтобы вместе выпить, пообщаться в неформальной обстановке, пожаловаться на то, как быстро продвигаются по службе их коллеги-мужчины, и поведать о неявных способах издевательства, которые используют женщины-начальники. Кружок распался сам собой, поскольку после тридцати молодые специалистки превратились в матерей и жен. Джорджина не вышла замуж и не перешла на частичную занятость, а вместо этого поднималась по карьерной лестнице в «Бартлис», пока не остановилась на должности оценщика ювелирных изделий.

Джорджина берет Эшли под руку, и они идут через приемную с фотографиями Энни Лейбовиц и принтами Энди Уорхола в помещение, похожее на дорогой ювелирный магазин. Вдоль стен стоят стеклянные шкафы, заполненные сверкающими драгоценными камнями. Джорджина отпирает один из них, достает браслет с сапфирами и бриллиантами и надевает его на руку Эшли.

— Это принадлежало Грейс Келли.

Эшли с восторгом смотрит на вещицу тонкой работы.

— Правда, он настолько дорогой, что будущий владелец сможет носить его один, максимум два раза в год. Большую часть жизни браслет проведет в банковской ячейке. Какая жалость.

«Флорентиец» тоже может провести всю жизнь в депозитарии. Но не в Федералистском банке.

Вздыхая, Джорджина кладет браслет назад в шкаф.

— Так ты хотела поговорить о семейной реликвии, которую унаследовала? — В голосе Джорджины ясно ощущается безразличие — видимо, старые знакомые постоянно всплывали, чтобы показать ей скромные фамильные украшения. От готовности потрясти Джорджину у Эшли даже кружится голова.

На другой стороне комнаты еще одна высокая стройная сотрудница обслуживает пару, разглядывающую драгоценности в витрине. Двое верзил, стоящих по углам, притворяются, будто не обращают на посетителей внимания.

— Мы можем поговорить наедине?

— Наверно, так будет лучше, — улыбается Джорджина.

Эшли следует за ней по коридору в кабинет, выходящий окнами на Манхэттен. Стоит обманчиво солнечный мартовский день, когда из помещения кажется, будто на улице тепло. На одной стене висит фотография Стайхена, на другой — картина Хокни. Эшли не приходит в голову спрашивать, подлинные ли они.

— Один из плюсов нашей работы — мы можем украшать офис произведениями искусства, пока их не выставили на продажу. Ну что, расскажи, какой бриллиант ты хочешь продать. Он с тобой?

— Нет, но у меня есть вот что. — Эшли достает из сумочки копию экспертного заключения из Геммологического общества и протягивает ее Джорджине. Во время шивы она тайком, пока Бек отвлеклась, сделала фото. — Бриллиант был вделан в брошь пятидесятых годов. — Она листает фотографии в телефоне, пока не находит снимок орхидеи без главного камня. Проклятье, ну что бы ей не заменить разбитый дисплей! — Моя сестра, похоже, думает, что это…

— «Флорентиец», — говорит Джорджина, читая цифры в результатах экспертизы. Она быстро смотрит на снимок орхидеи и снова возвращается к описанию бриллианта. — Это еще кто-нибудь видел?

— Мои родственники, а еще знакомый геммолог сестры, который и организовал экспертизу.

Дочитав до конца, Джорджина кладет отчет текстом вниз на стол.

— Эшли, ты не должна показывать это ни мне, ни кому-либо другому.

— Почему?

— Ты сама знаешь почему.

— Потому что он стоит десять миллионов долларов? — Эшли принужденно улыбается, чувствуя, как бешено скачет сердце.

— Дело не в стоимости. Ни один уважающий себя аукционный дом не согласится стать твоим представителем.

Эшли ощутила подступающую тошноту. Выражение лица у Джорджины смягчилось, и Эшли поняла, что хреново маскирует свое смятение.

— Послушай, между нами: бриллиант пропал в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Возможно, к твоей бабушке он попал совершенно законным образом, но, как только станет известно, что он вдруг всплыл, многие предъявят на него претензии. Прежде чем показать его кому-то еще, тебе нужно выяснить, откуда он взялся в вашей семье. Мой совет — поговори с юристом и начинай изучать его происхождение. — Джорджина стучит ногтями по стеклянному столу, и Эшли понимает, что та тоже нервничает из-за бриллианта.

— Ты ведь никому не расскажешь, правда? — Что за ребяческая формулировка и зачем она с такой явной тревогой повысила голос в конце фразы!

— А рассказывать и нечего. Ты пришла предложить камень на продажу, но он не отвечает нашим требованиям. Вопрос закрыт. — Джорджина, улыбаясь, встает.

Эшли знает эту улыбку удовлетворенного тщеславия. Хоть и «нечего рассказывать», бывшая подруга наверняка уже включает этот эпизод в свои ненаписанные мемуары — «Признания ювелирного эксперта из „Бартлис“».

Следуя за Джорджиной по коридору, Эшли пытается вспомнить, был ли у них хоть один содержательный разговор. Она знает, что приятельница выросла в Верхнем Ист-Энде, но не припоминала, чем занимаются ее родители, есть ли у нее братья и сестры, встречалась ли она с Райаном.

Джорджина вызывает лифт и на прощание целует старую знакомую в обе щеки.